Читать книгу "Экспериментальный фильм - Джемма Файлс"

она способна. Но Вроб, несомненно, умеет работать с подобным материалом… По части оцифровки он мастер.

По словам Маттеуса, до того времени, как его поймали с поличным и уволили, Вроб успел каталогизировать девять полнометражных, короткометражных и одночастных фильмов, снятых, скорее всего, одним режиссером.

– На прощание он, разумеется, устроил сцену и перестал отвечать на мои звонки, – сообщил Маттеус. – Нам пришлось разбирать его заметки – адова работа, если учесть, что пишет он как курица лапой. В жизни не встречал почерка кошмарнее. Врачи, конечно, не в счет.

– Он работал со всеми четырьмя хранилищами?

– Главным образом, с последним. Я думал, он тебе об этом рассказал.

– Нет, он ничего не говорил конкретно.

– Вот, значит, как… – Маттеус замешкался, словно в нерешительности. Казалось, ему нужно сделать над собой усилие, чтобы произнести следующие слова.

– Да, занятная вышла история. Особенно для меня.

Это я уже слышала, подумалось мне, но я предпочла держать язык за зубами, ожидая, когда мой собеседник приступит к объяснениям – и в конце концов слегка сбивчиво он это сделал.

Согласно версии Маттеуса, скупив весь небольшой запас старых фильмов, которым располагал краеведческий музей в Кварри Аржент, он сел в машину, чтобы вернуться в Овердир. Кстати, остановился он в старом доме, принадлежавшем семье Вроба Барни. Непонятно как он сбился с пути и заблудился в густых лесах, покрывающих ту часть побережья Северного озера, которую местные жители называют Даурвельским берегом.

– Не знаю, известно ли тебе что-нибудь об этих краях…

– Практически ничего.

– Я тоже прежде даже не слыхал о них. Выяснилось, это нечто вроде мифической мертвой зоны – телефоны отключаются, навигаторы не работают. Машины останавливаются без всяких на то видимых причин. По крайней мере, моя остановилась.

Маттеус предполагал, что это произошло около десяти часов вечера. Впрочем, часов у него не было, а телефон, беспомощно помигав несколько мгновений, отключился. Солнце зашло, последние багровые полосы догорали на горизонте, сгущалась полная темнота, возможная только в лесу. Вокруг стрекотали кузнечики и цикады, в воздухе стояла причудливая какофония, в которой смешивались жужжание, хруст и какие-то странные звуки, по всей видимости производимые обитающими в зарослях животными. Пошарив в бардачке, Маттеус выяснил, что у него нет даже фонаря.

– Когда я наконец добрался до Овердира, мне сказали, что, будь я уроженцем здешних мест, я бы знал, что нужно делать в подобной ситуации. Нужно забиться в машину, плотно запереть все дверцы, опустить окна и ждать наступления утра. Но я, городской житель, повел себя совсем по-другому. Я хотел взять ситуацию под контроль.

Итак, Маттеус прошелся по дороге, отойдя от машины шагов на тридцать. Никакой пользы это, естественно, не принесло. Он уже собирался вернуться в машину, как вдруг ему показалось, что слева от него в лесу мелькнул свет – слабый, но вполне различимый. Да, какой-то крохотный светящийся шарик мелькал между деревьями, то разгораясь, ту потухая.

– Было совершенно непохоже, что этот свет как-то связан с людьми, но кто еще мог его зажечь? Наверное, это охотники, решил я. Или припозднившийся путешественник, которому приспичило выскочить из машины по нужде. В общем, я принял решение – теперь понимаю, что совершенно идиотское, – идти на свет.

Подобно легкомысленной Красной шапочке Маттеус свернул с проторенной тропы (в его случае это была дорога) и углубился в заросли. При этом он орал во всю глотку, сообщая, что заблудился, и взывая о помощи. Свет мелькал совсем близко, и Маттеус устремился к нему. Шел он быстро, однако расстояние между ним и светящимся шариком не уменьшалось. Вскоре он понял, что совершенно не представляет, где остались дорога и машина. Со всех сторон его окружали колючие кусты и уродливо искривленные деревья, болотистая почва под ногами подозрительно хлюпала. Одна из тропинок, по которой он двинулся, буквально утонула в грязи, другую преградило толстенное поваленное дерево. Влажный ночной воздух становился все холоднее.

– В конце концов я оказался на краю какого-то болота – поблизости от Северного озера множество болот, и это очень опасные места. Увязнуть в холодной жиже мне вовсе не хотелось, и я решил, что самое разумное – не двигаться. Прижался к стволу дерева и замер, едва не превратившись в ледышку. Светящийся шар исчез. Не знаю, как долго я просидел под деревом; кажется, я заснул несколько раз. Наконец, часов в пять или шесть утра, небо начало светлеть и темнота вокруг развеиваться. Когда стало совсем светло, я понял, что просидел всю ночь на краю знаменитой Адской ямы, расщелины в известняке, которая внезапно разверзается перед глазами. Как правило, они ужасно глубокие. Сделай я еще шаг, я бы сейчас с тобой не разговаривал.

Дерево, к стволу которого притулился Маттеус, росло на самом краю Адской ямы, корни его уходили в глубь расщелины.

– Вид у него был заморенный – сообщил Маттеус. – Я, конечно, не биолог, но это дерево явно чем-то болело. В стволе – огромное гнилое дупло. Встав на ноги, я заметил, что в дупле что-то тускло поблескивает. Железо, догадался я. Старое, ржавое железо. Очень старое.

Он сделал паузу и взглянул на меня, словно предлагая вмешаться и высказать свои предположения. Некоторые рассказчики питают пристрастие к этому приему. Не случайно говорят, подобное притягивается подобным. И Маттеус, и Вроб Барни обожали драму. Впрочем, я тоже, так что я молча ждала продолжения.

– Даже сейчас не могу сказать, зачем я это сделал, – наконец заговорил он. – Так или иначе, я сунул руку в дупло и коснулся того, что там лежало. На ощупь оно оказалось мягким, как древесный гриб. Влажным. Склизким. Но потом я нащупал край какого-то твердого предмета, ухватился за него и вытащил.

Это был железный контейнер с пленкой. Пленкой, покрытой нитратом серебра.

К тому времени окончательно рассвело, и Маттеус увидел тропу, ведущую к шоссе. Следуя подсказкам своей интуиции, он пошарил в дупле еще и извлек наружу пять катушек пленки.

Завернув свою добычу в плащ, Ян соорудил нечто вроде рюкзака и двинулся в обратный путь. Ему пришлось продираться сквозь колючие заросли, перелезать через поваленные деревья и разводить руками ветви, норовившие хлестнуть его по лицу; ядовитые ягоды, опавшие ночью с кустов, хрустели у него под ногами. Наконец он увидел дорогу и свою машину на ней. Упав на сиденье, Маттеус включил зажигание, и мотор заурчал; телефон тоже ожил, так что ему даже не пришлось звонить в ССА [5] – он просто вернулся в Овердир, позвонил Вробу и сообщил, что у него есть потрясающая новость.

– А что это было в итоге? – спросила