Читать книгу "Кто правит миром? - Ноам Хомский"

Но если непокорность Турции Соединенные Штаты еще могут стерпеть – хотя и не без тревоги, – то игнорировать Китай им гораздо труднее. Средства массовой информации предупреждают, что «китайские инвесторы и представители торговых кругов заполняют образовавшийся в Иране вакуум, по мере того как оттуда уходит бизнес из других стран, в первую очередь из Европы», и особенно что Китай расширяет свое доминирование в энергетической промышленности Ирана[125]. Вашингтон на это реагирует не без доли отчаяния. Государственный департамент предупредил Китай, что если он желает, чтобы его принимало «международное сообщество» – под этим техническим термином подразумеваются сами Соединенные Штаты и все те, кто с ними согласен, – то ему нельзя уклоняться от международной ответственности, которая представляется очевидной, то есть он должен следовать приказам США[126]. Китай это, похоже, не впечатлило.

Кроме того, немалую тревогу вызывает растущая китайская военная угроза. Исследования, проведенные недавно Пентагоном, предупреждают, что военный бюджет этой страны приближается к «одной пятой того, что Пентагон потратил на войны в Ираке и Афганистане», хотя это конечно же лишь малая толика военного бюджета самих США. Наращивание китайской военной мощи может «подорвать способность американских военных кораблей осуществлять операции в международных водах у его берегов», добавила New York Times[127]. Иными словами – у берегов Китая. Теперь остается лишь предложить Соединенным Штатам уничтожить военно-морские подразделения, закрывающие китайским военным кораблям вход в Карибское море.

Непонимание Китаем правил международной вежливости демонстрируют и его возражения против планов участия передового авианосца «Джордж Вашингтон» с ядерной силовой установкой участвовать в морских учениях в нескольких милях от китайского побережья, что предоставило бы потенциальную возможность нанести по Пекину удар.

В отличие от Китая, Запад понимает, что подобные американские операции направлены на защиту «стабильности» и его собственной безопасности. Либеральное издание New Republic выразило озабоченность тем, что «Китай направил десять военных кораблей в международные воды неподалеку от японского острова Окинава»[128], назвав это провокацией, в отличие от того факта, никем не упоминаемого, что Вашингтон превратил остров в крупнейшую военную базу, проигнорировав массовые протесты жителей Окинавы, что с точки зрения стандартного принципа, гласящего, что мир принадлежит нам, уже не провокация.

Если отложить в сторону глубоко укоренившуюся имперскую доктрину, то у соседей Китая есть все основания опасаться его растущей военной и экономической мощи.

Если доктрина «великой зоны» все еще преобладает, то возможностей ее реализации стало значительно меньше. Пик могущества Соединенных Штатов пришелся на годы после Второй мировой войны, когда на их долю приходилась буквально половина мировых богатств. Но оно, вполне естественно, постоянно шло на спад по мере того, как промышленные экономики других государств возрождались после посеянной войной разрухи, и по мере того, как своим мучительным путем шла деколонизация. К началу 1970-х годов доля США в совокупных мировых ценностях снизилась до 25 %, а индустриальный мир стал трехполярным: Северная Америка, Европа и Восточная Азия (на тот момент опиравшаяся на Японию). Кроме того, в 1970-х годах в экономике США произошли резкие перемены в сторону ее финансиализации и экспортной направленности. Сразу несколько факторов сошлись воедино, породив порочный круг радикальной концентрации богатств в руках крохотной доли в один процент населения – в основном руководителей компаний, менеджеров хедж-фондов и им подобных. Это повлекло за собой концентрацию политической власти, а затем и изменения в государственной политике, направленные на повышение концентрации экономики: фискальных мер, правил корпоративного управления, дерегулирования и многого другого. Стоимость избирательных кампаний тем временем взлетела до небес, что заставило партии залезть в карман представителям крупного капитала: республиканцы делали это рефлекторно, да и демократы – сегодня больше напоминающие умеренных республиканцев – от них тоже далеко не отставали.

Выборы превратились в фарс, ими стала править индустрия политической рекламы. После победы Обамы в 2008 году экономисты присудили ему премию за лучшую маркетинговую кампанию года. Исполнительная власть впала в эйфорию. В освещающей вопросы бизнеса прессе появились разъяснения, что маркетинговые кандидаты, подобно другим товарам, существовали и раньше, еще со времен Рональда Рейгана, но выборы 2008 года стали величайшим достижением и полностью изменили стиль корпоративных советов директоров. Выборы 2012 года обошлись в два миллиарда долларов, которые главным образом заплатил корпоративный сектор[129]. И то, что Обама раздал ключевые должности в своей администрации воротилам бизнеса, еще одно маленькое чудо, не так ли? Народ проявляет недовольство и злится, но до тех пор, пока доминирует доктрина Муашера, это не играет ровным счетом никакой роли.

Если богатство и власть сосредоточены в руках небольшой прослойки населения, то доходы большинства простых граждан даже не думают расти, люди соглашаются работать больше времени, влезают в долги, их активы поражает инфляция и периодически съедают финансовые кризисы, ставшие привычными с 1980-х годов, когда были упразднены механизмы регулирования.

Для очень богатых, извлекающих выгоду из государственного страхования, «слишком значимого, чтобы рухнуть», ни одна из этих проблем не стоит. Это государственное страхование – дело далеко не последнее. Рассматривая одну лишь способность банков занимать деньги по более низким ставкам благодаря неявным субсидиям со стороны налогоплательщиков, Bloomberg News, ссылаясь на рабочий доклад Международного валютного фонда, полагает, что «налогоплательщики отдают крупным банкам 83 миллиарда долларов в год», что практически равно их совокупной прибыли; этот вопрос «жизненно важен в плане понимания того, почему крупные банки представляют такую угрозу для глобальной экономики»[130]. Более того, банки и инвестиционные кампании могут совершать рискованные сделки, надеясь сорвать крупный куш, а когда система неизбежно рушится, бегут за финансовой помощью – то есть за деньгами налогоплательщиков – к государству, выступающему в роли няньки, сжимая в руках труды Фридриха фон Хайека и Милтона Фридмана.