Читать книгу "Нагие и мертвые - Норман Мейлер"

— Ага, — ответил Крофт, хлопнув Мартинеса по плечу. Это был единственный человек во взводе, которого он, Крофт, уважал, о котором даже по-отечески беспокоился, что было вовсе не в его характере. — Знаешь, Гроза Япошек, — продолжал он небрежно, — ты как-никак участвовал в боях больше, чем кто-либо, включая и меня. Отделение из обстрелянных ребят я собираюсь использовать в самых трудных вылазках и рейдах, потому что эти ребята знают, как и что делать. А твое отделение из новичков будем посылать пока на менее трудные и опасные задания. Поэтому я и назначаю их к тебе.

Мартинес помрачнел. Его лицо ничего не выражало, лишь нервно задрожало веко левого глаза.

— У Брауна последнее время сдают нервы, — сказал он.

— Да ну его к черту, этого Брауна! — раздраженно заметил Крофт. — После той переправы на резиновых лодках он все время увиливает и трусит. Теперь его очередь, а тебе надо отдохнуть, парень.

Мартинес поправил поясной ремень.

— Мартинес чертовски хороший разведчик, так? — произнес он гордо. — Браун хороший парень, но… нервы у него ни к черту. Так давай лучше мне отделение обстрелянных, а?

— С новичками тебе будет легче, — настаивал Крофт.

Мартинес отрицательно покачал головой.

— Новички меня не знают, и хорошего из этого ничего не получится. Мне это дело не нравится. — Он с трудом подбирал английские слова, чтобы высказать то, что думал. — Приказываю… а они меня не слушают. Или не хотят слушать.

Крофт кивнул в знак согласия. Доводы Мартинеса были обоснованными. И все же кто-кто, а он-то, Крофт, знал, что Мартинес боится. Иногда ночью в палатке вдруг раздавался душераздирающий стон. Мартинесу снились кошмары. Когда Крофт будил Мартинеса, положив руку ему на спину, тот вскакивал, как испуганная чем-то птица.

— Ты действительно хочешь в первое отделение? — мягко спросил Крофт.

— Да.

Мартинес нравился Крофту. Есть мексиканцы хорошие, есть плохие. Хорошего с пути не собьешь. «Хороший человек никогда не отказывается от работы», — подумал он. Крофт почувствовал новый прилив теплого чувства к Мартинесу.

— Ты хороший парень, старина, — ласково сказал он, похлопав товарища по плечу.

Мартинес закурил сигарету.

— И Браун боится, и Мартинес боится, — сказал он мягко, — но Мартинес лучше знает, как ходить в разведку.

Веко его левого глаза все еще нервно подергивалось. И сердце билось тревожно, как будто оно неожиданно попало в тиски.

МАШИНА ВРЕМЕНИ. ДЖУЛИО МАРТИНЕС, ИЛИ КАК ПОДКОВАТЬ КОБЫЛУ

Небольшого роста худощавый красивый мексиканец с аккуратно зачесанными вьющимися волосами и мелкими, резко выраженными чертами лица. Он напоминал своей осанкой и грацией лань. И голова его, так же как у лани, никогда не находилась в состоянии полного покоя. Взгляд светло-карих глаз всегда был беспокойным, тревожным, как будто этот человек готов был вспорхнуть и улететь.

Маленькие мальчишки-мексиканцы тоже питаются разными американскими небылицами, они тоже хотят быть героями, летчиками, любовниками, финансистами.

1926 год. Восьмилетний Джулио Мартинес шагает по вонючим улицам Сан-Антонио, спотыкается о булыжники, смотрит на техасское небо. Вчера он видел, как над городом пролетел аэроплан.

Джулио маленький и думает, что сегодня обязательно увидит другой аэроплан.

(«Когда я вырасту, я буду строить аэропланы».)

Коротенькие белые штанишки, прикрывающие бедра до половины. Сквозь рукава белой рубашки с открытым воротом видны худые коричневые детские ручки. Волосы темные, со спутанными вьющимися локонами. Хитрый маленький мексиканец.

(«Учитель любит меня. Мама любит меня, большая толстая мама, от которой всегда чем-то пахнет; руки у нее большие, а грудь мягкая».)

Мексиканский квартал не замощен. Маленькие, тощие, поникшие от жары деревца. Здесь вечная пыль и грязь, пахнет керосином, горелым маслом, навозом и потом лениво тащущих телеги страдающих шпатом лошадей. Босые старики посасывают свои трубки.

Мама трясет спящего Джулио и говорит по-испански:

— А ну, лентяй, вставай, сходи-ка купи перца и фунт пятнистых бобов.

Джулио зажимает в кулаке монетку, она приятно охлаждает ладонь.

— Мам, когда я вырасту, я буду летать на аэроплане.

— Да, да, мой милый, — ласково отвечает мама, чмокая его своими пахучими толстыми и влажными губами, — обязательно будешь. А теперь иди и принеси, что я сказала.

— Знаешь, мама, я много, много всего буду делать.

— Ты будешь зарабатывать деньги, у тебя будет земля, — соглашается с улыбкой мама, — а теперь быстренько беги, малыш.

Маленькие мексиканские мальчишки подрастают, на подбородке у них появляется темный пушок волос. Если ты тихий и стеснительный, девочек тебе найти трудно. Но у тебя есть старший брат Исидро. Ему уже двадцать лет, он красиво одевается, у него коричневые с белым ботинки, а бачки на щеках уже не меньше двух дюймов. Джулио слушает его рассказы.

— У меня девочки настоящие, взрослые. Блондинки. Алиса Стюарт, Пегги Рейли, Мэри Хеннесси. Белые протестантские девочки.

— И у меня они будут.

Исидро смеется.

Джулио узнал девочек, когда ему исполнилось пятнадцать. На одной из соседних улиц была такая девочка, которая не носила трусиков. Маленькая чумазая девочка, Изабель Флорес. Она охотно отдавалась любому мальчишке.

Джулио Мартинес уже взрослый парень. У него теперь есть свои деньги. Он работает в харчевне. Буфетчиком.

Вонь от залитой салом решетки, на которой жарятся целые туши, от шипящих на раскаленной сковородке сосисок с чесноком, Джо и Немо, Хэрри и Дик, Уайт Тауэр. Сало на шипящей плите, пригоревшие крошки и кусочки. Прогорклый жир. Все это надо соскабливать железной лопаткой. На Мартинесе белая куртка.

Техасцы народ нетерпеливый.

— Эй вы, ребята, поторапливайтесь!

— Есть, сэр!

Проститутки не сводят с Джулио глаз. Привлекательный парень.

— Слушаю, мисс.

На освещенной электрическими фонарями улице мелькают машины. Болят ноги от цементного пола. («У меня будет много денег».)

Но работы, на которой можно было бы заработать много денег, нет. Что может делать мексиканский парень в Сан-Антонио? Он может быть буфетчиком в харчевне, коридорным или посыльным в гостинице, может собирать хлопок, когда он созреет, может даже завести свою лавчонку. Но он не может быть ни доктором, ни адвокатом, ни крупным торговцем.

Впрочем, мексиканский парень может еще любить женщин.

У Розалиты большой живот; он почти такой же, как у ее отца Педро Санчеса.

— Ты женишься на моей дочери, — говорит Педро.