Читать книгу "Пациент - Джаспер ДеВитт"

Возвращение в больницу на следующий день, как вы можете догадаться, далось мне нелегко. Теперь, когда я начал подозревать, что мне придется в открытую бросить вызов главному врачу клиники, в которой я впервые в жизни по-настоящему работаю врачом после долгих лет учебы, большинство совершенно рутинных дел вдруг стали приобретать зловещую окраску. На утренней летучке я внимательно наблюдал за поведением различных своих коллег. Проверял и перепроверял каждый новый рецепт, который собирался выписать, гадая, уж не окажусь ли и сам в качестве козла отпущения в случае какой-либо негативной реакции на тот или иной медикамент. Следил, какие новые распоряжения отдаются медсестрам.

Стоило мне начать выискивать закономерности, как стало совершенно ясно, что за мною повсюду следуют два санитара, настоящие зубры нашей больницы – Марвин и Хэнк. Первый – совершенно лысый, бледный исполин по меньшей мере шести футов и пяти дюймов[28] росту, на широченной груди и покрытых татуировками руках которого едва не лопалась больничная униформа; а другой – чернокожий колосс с растаманскими дредами, почти такой же здоровенный, как Марвин, только в ширину, а не в высоту. Их было трудно не заметить даже самому ненаблюдательному человеку, а уж мне-то их якобы незримое присутствие и вовсе успело намозолить глаза. Не то чтобы их шпионские намерения были настолько уже очевидны. Нет, у них хватало ума заниматься делом всякий раз, когда я их примечал, – проверкой ли медкарт, складированием ли гор постельного белья в кладовках… Поначалу это лишь слегка раздражало, но через несколько дней я поймал себя на том, что это меня реально достало и выбивает из колеи. Доктор Г. положительно отнеслась к моему желанию заняться Джо, но приставленный ко мне «хвост» с этим решительно не сочетался, и это не давало угаснуть подозрениям в ее адрес.

Ладно, вернемся к моему лечению Джо. Психодинамическая терапия, или разговорная психотерапия, как мы это часто называем, обычно требует одного-двух посещений больного в неделю. На тот момент моя голова была занята тем, чтобы удачно сделать стартовый рывок и побыстрей покончить с предысторией вопроса. При более высокой нагрузке пришлось всячески изворачиваться, но, поскольку совсем недавно я окончил резидентуру – всем хорошо известно, что врачам в эти ранние годы спать приходится мало, а работать много, – это не представлялось совсем уж непосильной задачей. Короче говоря, на следующий день после прослушивания аудиозаписей я опять оказался у него в палате, готовый к очередному сеансу.

Джо я застал валяющимся на кровати перед наполовину сложенным пасьянсом. Должен признаться, что это зрелище вызвало у меня некоторое облегчение. Если он был настолько в здравом уме, как сам уверял, то со стороны даже самых бездушных врачей было бы слишком жестоко лишать его хоть какого-нибудь развлечения.

Джо посмотрел на меня все с той же кривоватой улыбочкой, что и вчера.

– О, привет, док! – поздоровался он. – Рад вас опять видеть. Полагаю, в тот раз я вас окончательно не отпугнул?

Я ответил ему вежливой улыбкой.

– Привет, Джо.

Он сел на кровати по-турецки и ткнул пальцем на складное кресло в углу.

– Ладно, не такая я уж шишка, чтобы передо мной стояли. Присаживайтесь.

Я выдвинул кресло на середину палаты и с удобством устроился лицом к нему.

– Итак, вчера вечером я закончил чтение полной версии вашей истории болезни.

– Да ладно! – Он поднял брови. – И?.. Насколько опасный я псих, согласно этому документу?

– Думаю, что вы и сами знаете ответ, Джо.

Лицо его омрачилось.

– Угу, знаю. Вопрос только в том, верите ли вы этому?

– Честно говоря, даже и не знаю, чему верить… Согласен, ваши предыдущие лечащие врачи – далеко не светила медицины, но очень многое просто не поддается хоть какому-то объяснению.

– Да ну? Ну что ж, в моем распоряжении целый день, док, – негромко произнес Джо, протягивая руку и перекладывая несколько карт из одной стопки в другую. – Почему бы вам просто не спросить?

– Ладно, – сказал я. – Предположим, вы говорите правду. Предположим, что вас и в самом деле держат здесь только для того, чтобы ваши родители продолжали платить больнице. А вашим родителям будет все равно, если они об этом узнают?

Джо фыркнул.

– Да естественно все равно! Мои родители очень богаты, и единственное, что их волнует, – это чтобы я был паинькой и не выставлял их в невыгодном свете. Как только они поняли, что я не такой, как они, то наверняка сразу же решили, что лучше запереть меня здесь – хотя бы для того, чтобы соседи чего не подумали.

– Откуда такая уверенность? – спросил я. – Разве полностью исключается вероятность того, что они просто не знают о том, что вас держат здесь исключительно в качестве источника финансовых поступлений для больницы? Может, они искренне верят, что вам действительно нужна помощь?

Джо хрипло хохотнул.

– Не будьте дураком. Им совершенно плевать в обоих случаях.

– Что заставляет вас так думать?

Джо, который опять был поглощен перекладкой карт между стопками, прервался и сверкнул на меня глазами. Его голос звучал ровно, но все-таки каждый слог был буквально пропитан болью и обидой.

– Если моим родителям действительно на меня не насрать, то тогда почему же они ни разу меня не навестили?

Я сохранил нейтральное выражение лица – не отталкивая его, но и не создавая впечатление, будто с ходу заглотил наживку.

– Всем настоятельно рекомендовано держаться от вас подальше, Джо, даже врачам. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить: ваши родители могут тоже верить во все то, что мы сейчас обсуждаем.

– Да я не прошу их прискакивать сюда на каждое Рождество с вязаным свитером! Но кто сказал, что за тридцать с хреном лет они не могли хотя бы разок прийти сюда и одним глазком заглянуть в окошко моей двери? Или посмотреть на тех, кто меня лечит? Ни один из врачей, перебывавших у меня в этой дыре, и словом не обмолвился о том, что предки мною хоть как-то интересовались. Я уже спрашивал у нескольких людей, которые сюда приходили – санитаров там, не санитаров, – и все они в один голос твердили, что с воли никто про меня не спрашивал. Давайте начистоту, док: они просто оставили меня тут гнить. Им совершенно наплевать, где я, – главное, что не с ними.

Видимо, вид у меня был не особо убежденный или же я затронул какой-то болезненный нерв, поскольку его тоскливое раздражение лишь набирало силу.

– Позвольте мне рассказать вам одну историю, док, и вы сразу поймете, что за бессердечные говнюки мои родители!

И он сразу продолжил:

– Когда мне было пять лет, всего за год до того, как они решили избавиться от меня, в кустах на участке нашей семьи я встретил бродячую кошку. Но она не была похожа на бродячую. Ласковая, ручная, позволяла мне возиться с ней и даже брать на руки. Я назвал ее Целлюлозный Цветочек, или Люза для краткости, поскольку мой отец сделал состояние на всяких волокнах и очень часто упоминал какую-то целлюлозу. Мне просто нравилось это слово. И кошечка была очень красивая, так что назвать ее цветочком было вполне к месту. Понимаете, я тогда был совсем мал, так что такое смешение слов мне казалось вполне нормальным. Короче говоря, через какое-то время она перестала прятаться в кустах и стала все чаще появляться у нашего крыльца, чтобы навестить меня. Я припасал ей всякие объедки с собственного стола, так что мы типа как подружились. То есть пока мои родители про это не пронюхали.