Читать книгу "Пламя и шелк - Петра Шир"

– Кажется, здесь практически ничего не изменилось, – заметил Лукас. – Похоже, вы недавно побелили дом, а в остальном…

– Ты прав, здесь мало что изменилось. – Коротким жестом Петер предложил Лукасу пройти в дом через массивную дубовую дверь. – Отец последовательно придерживается традиций, очень ценит их. Да и что нам здесь менять? Дом надежный, в нем есть все необходимое, чтобы чувствовать себя комфортно. Давай присядем здесь, в гостиной.

Пока Лукас незаметно рассматривал большую комнату, служившую семье фон Вердтов гостиной, до него вдруг дошло, что его, хотя он сотни раз проходил мимо этого дома, ни разу не пригласили в него зайти. Причина была слишком очевидной, ведь сын мелкого торговца кожей никоим образом не входил в тот круг людей, в котором пристало вращаться фон Вердтам. Внешне они, казалось бы, и не демонстрировали свое сословное превосходство, но тем не менее оставались в кругу равных себе.

Комната была обставлена дубовой мебелью, настолько основательной и массивной, что она смогла бы прослужить не одному поколению домочадцев. Сундуки под окнами, декорированные деревянной резьбой, высокие полки вдоль стен, в которых была выставлена драгоценная серебряная посуда, рядом книги в дорогих кожаных переплетах и богато украшенные кубки и чаши. Стол был рассчитан на шесть персон, и для каждой был приготовлен стул с высокой спинкой и зеленой обивкой. Окна были застеклены маленькими круглыми стеклами с утолщениями посередине, сквозь которые можно было смотреть во двор. Никакого сравнения с крошечной гостиной в его родительском доме, которая к тому же практически постоянно утопала в темноте, так как окна были затянуты кожаными шкурами, убиравшимися только в теплые весенние или летние дни.

Внезапно Лукас почувствовал огромное облегчение и радость оттого, что только сейчас столкнулся со столь явной демонстрацией богатства. Попади он сюда ребенком или подростком, наверняка чувствовал бы себя не на своем месте, ошеломленный и подавленный всей этой показной роскошью. А так, благодаря своей должности в епископском полку, ему доводилось бывать и в намного более роскошных домах и общаться с более высокопоставленными особами. Поэтому после того, как Петер предложил ему сесть, он расслабленно плюхнулся на один из стульев, сохраняя вежливую улыбку на лице.

– Уютно, вот правильное слово для характеристики вашего дома. Сразу чувствуется, что гостям здесь рады. Цветы вон там, в вазе, наверное, дело рук твоей матери? Они собраны с очень большим вкусом.

– Цветы? – Фон Вердт бросил короткий слегка раздраженный взгляд на вазу, как будто он видел ее впервые. – Да, конечно, мать обожает расставлять цветы по дому.

– А картину с охотничьими мотивами наверняка выбрал твой отец. У архиепископа в его кабинете висит очень похожая.

– Действительно? – Явно выбитый из колеи, Петер рассматривал выдержанную в темных зелено-коричневых тонах картину, висевшую у двери.

– Он как-то рассказывал мне, что любит охоту, поэтому, когда позволяет время, занимается этим делом с большим удовольствием. Твой отец тоже заядлый охотник, не так ли? Он до сих пор выезжает на охоту?

– Еще бы, конечно! Охота – это его страсть. – Фон Вердт склонил голову чуть набок. – Но хватит любезностей. О чем ты хотел поговорить со мной? Это же наверняка срочное дело, иначе ты не стал бы беспокоить меня в святое воскресенье.

Вот, снова этот слегка надменный тон, всегда задевавший Лукаса за живое. Не исключено, что Петер не замечал этого, он просто вырос в слишком привилегированной среде.

Гость не относил себя к уж самым низшим представителям общества, но различия между ним и богатым, избалованным жизнью хозяином были слишком очевидными. А так как фон Вердт по привычке постоянно подчеркивал эту разницу, впечатление о неравенстве усиливалось многократно. Но сейчас Лукас больше не был просто сыном торговца кожей Иоганна Кученхайма, которому в жизни, наряду с чаще всего пустым кошельком, светили разве что глупые выходки или опасный правый хук меж ребер. Сейчас он был капитаном полка курфюрста-епископа. Этого положения он смог достичь вопреки былым глупостям или бездельничанью, хорошо известных фон Вердту, именно с которым Лукасу и предстояло договариваться. Ему нужна была помощь доверенного контактного лица, у кого были бы намного более доверительные отношения с жителями Райнбаха, чем у него самого.

– Это очень срочный вопрос, здесь ты абсолютно прав. – Лукас начал говорить размеренным деловым тоном, которому научился, выполняя различные миссии от имени курфюрста-епископа, и владел в совершенстве. – Во-первых, я попрошу тебя сохранить наш разговор в строжайшей тайне. Не исключено, что рано или поздно может понадобиться помощь членов городского совета или судебных заседателей, но на данном этапе этого не нужно, это было бы потерей времени.

– Ты хочешь сотрудничать с присяжными? – Фон Вердт рассмеялся. – Ты же понимаешь, что речь идет о тех самых людях, которые вынесли тогда приговор тебе?

– На этот факт я смогу не обращать внимания, мое задание слишком важно.

– Я все понимаю, однако было бы интересно понаблюдать за твоим первым опытом сотрудничества с коллегией присяжных. Тем более что в последний раз, скажем так, дело закончилось просто бесславно.

– Может быть, дело тогда приняло и не совсем чистый оборот, но я не оказался в темнице, не лишился дома, имущества и денег, как первоначально задумывалось.

В голосе Лукаса проскользнули нотки горечи, которые ему до сих пор, по прошествии стольких лет никак не удавалось окончательно подавить. Возможно, причина заключалась в том, что определенные аспекты его прошлого все еще были покрыты мраком тайны и упорно требовали объяснения. По крайней мере, сейчас он получил подтверждение тому, что Мадлен ничего не рассказала жениху о своем участии в тогдашних событиях.

– Я не хотел тебя задеть, Кученхайм. – Фон Вердт поднял руки в знак примирения. – Что было, то прошло и должно быть забыто. Копание в прошлом никому не поможет. А теперь расскажи мне, наконец, о чем идет речь в твоем поручении и как я могу быть тебе полезен?

Лукас немного распрямился и отбросил все мысли о прошлом.

– Курфюрст-епископ поручил мне выявить предателя в рядах союзников Франции. Есть убедительные доказательства, что кто-то уже определенное время передает информацию о стратегических интересах французов и находящихся с ними в прямом контакте Мюнстерского и Куркельнского полков Вильгельму Оранскому.

Лицо фон Вердта стало очень серьезным, и какое-то время он молчал, обдумывая свой ответ.

– Бернхард фон Галлен выдвигает очень тяжелое обвинение. Почему меня не поставили в известность, если, как следует из твоих слов, это касается и Куркельнского полка?

– К сожалению, у меня нет ответа на этот вопрос. – Лукас пожал плечами. – Я был склонен думать, что епископ привлечет к этому делу тебя или кого-то другого из верхушки Куркельнского полка. Возможно, тебе не сообщили, потому что ты как раз в это время уволился из армии.

– Я все равно должен был бы получить информацию о самых главных событиях. Они не могут меня списать и не принимать во внимание только потому, что я не на переднем крае сегодня. – Явно раздосадованный, Петер тер подбородок. – Я сделаю запрос.