Читать книгу "Коктейль для Барби - Штеффи фон Вольф"

Глаза Рихарда блестят, когда мы выходим от врача. Он на седьмом небе от счастья.

— Ты пойдешь со мной покупать бюстгальтеры? — спрашивает он.

Во всех делах, кроме ремонта, Рихард совершенно беспомощен. Просто кошмар! Мне придется учить его всяким женским штучкам — ну там наносить макияж или делать эпиляцию и подбадривать бедолагу, если не все будет получаться.

Мы вместе едем в офис Мариуса, а потом домой, в Ватцельборн. Это недалеко от Франкфурта, где у Мариуса частная практика, ведь он — психотерапевт и консультант по вопросам брака.

Мариуса знают как хорошего врача, мне же нравится слушать бесконечные истории про пациентов, которые он рассказывает. Однако еще интересней самой порыться в историях болезни, пока Мариус беседует с пациентом в приемной. Конечно, сейчас этого сделать не удастся.

Мы ждем Мариуса в соседней комнате. Боб, мой коллега по работе, звонит на мобильный и спрашивает, не хотим ли мы провести этот вечер в компании с Дромбушами и Дорненфегелями. Он имеет в виду, не посмотреть ли нам сегодня по видику сериалы «Эти Дромбуши» и «Дорненфегели». Хорошая идея. Мы с Бобом любим эти сериалы и обычно смотрим допоздна. Обожаю сцену из «Дорненфегелей», где Мегги Клер идет по пляжу совсем одна (остров, где все это происходит, словно создан самой матерью-природой специально для новобрачных), а навстречу ей выходит Ральф дэ Брикассар в белом костюме. И они ласкают друг друга, занимаются любовью на пляжном песке. Звучит красивая музыка. В такие минуты я ВСЕГДА плачу.

Наконец входит Мариус. Мы познакомились три месяца назад, а мое сердце по-прежнему начинает сильно биться, когда я его вижу. Он целует меня и спрашивает, как прошла наша встреча с доктором. У Мариуса есть хорошая черта: ему можно рассказать обо всем, действительно обо всем, и он не судит о людях по их внешности, профессии или еще по чему-нибудь. Уже только за это я его люблю. К примеру, Мариус не видит ничего плохого в том, что мы с моим другом Питбулем Пантером организовали свинг-клуб. Конечно, там мы только в свободное от работы время. А вообще, я работаю на радио.

Мы открыли наш клуб 19 мая, и я должна сказать, что он, в самом деле, очень популярен. 20 мая, в первый день после открытия, пришла уйма народу, вот только меня там не было. Я стояла вся в слезах в ванной и смотрела на то, что раньше называлось моими волосами. Это были уже не волосы, потому что вместо геля я нанесла на них крем-депилятор. Я думала, что умру. На помощь мне пришел Рихард и хотел удалить этот злосчастный крем, но кончилось все тем, что у него в руках оказалась моя челка. Потом мы все вшестером скакали по ванной комнате Мариуса. Питбуль затащил меня под душ прямо в одежде, только вот вода, к несчастью, шла чересчур горячая. Я сильно обожгла правую руку, что неудивительно при температуре градусов эдак в тысячу. Маузи, которая подрабатывает у нас, сразу смазала мне руку лосьоном, снимающим боль. Правда, она хорошенько не разглядела, что было в бутылке. И вокруг ожога кожа покрылась темно-коричневыми пятнами, так как Маузи по ошибке взяла гель-автозагар.

Как ни крути, со мной по жизни случаются самые невероятные вещи. Мариус все время говорит, что меня и на три минуты нельзя оставить без присмотра, потому что за это время я усыновлю троих детей, окажусь в клетке со львом или в отчаянии позвоню Мариусу из гарема в Дубае, хоть я всего-навсего хотела съездить на молочный комбинат, чтобы посмотреть, как пастеризуют молоко.

Когда в мире случается беда, Мариус звонит мне, чтобы узнать, где я в данный момент нахожусь. Однажды он не смог до меня дозвониться и даже выступил в эфире канала «РТЛ 2». А случилось вот что: какая-то женщина, находясь в одном из мюнхенских ресторанчиков, оступилась и, ухватившись за край скатерти, потащила ее за собой. На пол полетели тарелки, отчего посетители всполошились и повскакивали со скамеек. А тут еще в дерево попала молния, восемь человек выпили со страху вина, отравленного диетгиленгликолем, кто-то вызвал «неотложку», санитары с носилками поскользнулись на ливерных колбасках, оборвалась электропроводка, разбились лампочки, кого-то ударило током, и вдобавок ко всему два эксгибициониста в расстегнутых плащах носились по саду, где располагался ресторанчик, и кричали «Эге-гей».

От отчаяния Мариус места себе не находил и пытался разыскать меня всеми возможными способами. И наконец, стал обзванивать все телеканалы: вдруг та незадачливая женщина — это я. Охочие до всяких сенсаций телевизионщики с канала «РТЛ 2» не придумали ничего лучше, как убедить моего друга выступить в эфире. В тот момент я как раз была в «Карштадте» в отделе электроники, выбирала себе DVD-плеер, и вдруг увидела своего доведенного до отчаяния друга, возвещавшего во весь голос, что «с Каролин вечно что-то случается», а потом и себя крупным планом (ужасное фото, и откуда оно у него взялось!?). К счастью, в гипермаркете меня тогда никто не узнал. И вообще, если бы давали «Оскар» за самую большую глупость, в моей копилке был бы уже десяток: получала бы каждый год по статуэтке. Наверно, недалек тот день, когда директор нашей радиостанции запретит мне бывать на корпоративных вечеринках, дабы избежать пожара или человеческих потерь. Честно говоря, я не знаю, почему я всегда попадаю в какие-то истории.

Мариусу тоже понравилась идея провести время в компании с Дромбушфегелями. Поэтому я звоню Бобу и говорю, чтобы он и Зладко, еще один наш коллега с радио, пришли к нам в гости. Я люблю, когда много гостей, и зову еще моего друга Геро. Получается, будут три гомосексуалиста, один трансвестит и двое традиционной ориентации. Не хватает только лесбиянок. Конечно, можно было бы позвонить Ирис, она работает проституткой в нашем клубе, но я знаю, что сегодня ее смена, и значит, ничего не получится. Тогда позвоню-ка я вместо нее Маузи. Маузи — это катастрофа, но очень милая катастрофа. «Хэллоу-у», — произносит она в трубку своим протяжным голосом и добавляет, что провести вечер с нами — это — «просто супер». «Я с приятелем, — говорит она, — это ничего?» Пусть и он приходит. Я действительно люблю малыша Джо, не важно, что он немного помешан на своем игрушечном кольте, ковбойских сапогах и странном быке для родео, который, как ни в чем не бывало, разгуливает у него по саду. Он может так боднуть, что селезенку придется собирать по частям и одной почкой станет меньше, или так сильно придавить своим весом, что мочевой пузырь застрянет в горле. Но Малыш Джо большой добряк. Кроме того, он работает в министерстве финансов (Как он туда попал? Ведь это совсем не его) и разбирается с нашими налогами. Причем бесплатно. За это я должна передавать ему привет в радиопередаче по заявкам слушателей и включать для него песню в стиле кантри.

Вот мы, в смысле Мариус, Рихард и я, едем в наш дом. Как эти слова ласкают слух. В наш дом. Как бальзам на душу. Наш дом — это дружба и преданность, взаимопомощь и взаимовыручка. Опять я становлюсь сентиментальной. Надо скорее подумать о чем-нибудь плохом. О моем весе, например.

Рихард говорит, что он должен починить еще пару кранов в нашей квартире, из которых все время капает вода, берет инструменты и приступает к работе. А я иду в гостиную. Мы еще не все разложили по местам: предстоит повесить картины и всякое такое. Чтобы достать видеокассеты из шкафа, я сначала выгребаю половину вещей. И тут же натыкаюсь на старое, в форме сердечка, зеркальце в золотой рамке. В следующую секунду я замираю, как громом пораженная. Я опускаюсь на пол и смотрюсь в него. Человек, который глядит на меня, — это не я, а какой-то бесформенный пирог, с неровными краями, вытекшей начинкой и подгоревшей корочкой. Щеки обвисли на целый километр, и на подбородке не то что две складки, а все пять. Неужели я так же ужасно выгляжу, когда мы с Мариусом занимаемся любовью, и я лежу сверху и улыбаюсь ему. Не удивительно, что в такие моменты он закрывает глаза. Теперь я всегда буду лежать на спине и высоко держать голову при ходьбе. Я возвращаюсь на кухню.