Читать книгу "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 5 - Александр Дюма"

– Правонарушение?

– Преступление, если это слово вам более по душе.

– Преступление? Совершенное господином Фуке?

– Вот именно… Странно, господин Кольбер, странно: у вас обычно такое холодное и непроницаемое лицо, а сейчас, я вижу, вы прямо сияете.

– Преступление?

– Я в восторге, что это произвело на вас впечатление.

– О, сударыня, ведь это слово заключает в себе столь многое!

– Оно заключает в себе приказ о суперинтендантстве для вас и приказ об изгнании для господина Фуке.

– Простите меня, герцогиня: почти невозможно, чтобы господин Фуке подвергся изгнанию; арест, опала – это уж слишком!

– О, я знаю, что говорю, – холодно продолжала г-жа де Шеврез. – Я живу не так уж далеко от Парижа, чтобы не знать, что здесь творится. Король не любит господина Фуке и охотно погубит его, если ему дадут к этому повод.

– Надо, однако, чтобы повод был подобающим.

– Мой повод вполне подобающий. Поэтому-то я и оцениваю его в пятьсот тысяч ливров.

– Что это значит? – спросил Кольбер.

– Я хочу сказать, сударь, что, имея в руках этот повод, я передам его в ваши руки только в обмен на пятьсот тысяч ливров.

– Отлично, герцогиня, я понимаю. Но поскольку вы назначили продажную цену, ознакомьте меня с вашим товаром.

– О, это не составит труда; шесть писем кардинала Мазарини, как я сказала; автографы эти, конечно, не стоили б таких денег, если б они не устанавливали с полною очевидностью, что господин Фуке присвоил крупные казенные суммы.

– С полною очевидностью? – спросил Кольбер, и глаза его радостно заблистали.

– С полною очевидностью. Не хотите ли прочитать эти письма?

– Всей душой! Само собой, копии?

– Само собой, копии.

Герцогиня извлекла спрятанный у нее на груди небольшой сверток, слегка примятый ее бархатным корсажем.

– Читайте, – подала она бумаги.

Кольбер жадно набросился на них.

– Чудесно! – сказал он, закончив чтение.

– Достаточно ясно, не правда ли?

– Да, герцогиня, да; значит, кардинал Мазарини передал деньги господину Фуке, а господин Фуке оставил их у себя; но какие, собственно, деньги имеются тут в виду?

– В том-то и дело! Впрочем, если мы договоримся, я присоединю к этим шести еще седьмое письмо, которое окончательно осведомит вас обо всем.

Кольбер размышлял.

– А подлинники?

– Бесполезный вопрос. Это все равно, как если бы, господин Кольбер, я спросила у вас, будут ли полными или пустыми мешочки с золотыми монетами, которые вы мне вручите.

– Прекрасно, герцогиня.

– Значит, сделка заключена?

– Нет еще.

– Как же так?

– Есть одна вещь, о которой ни вы, ни я не подумали.

– Назовите ее.

– При всех обстоятельствах господина Фуке может погубить только процесс.

– Да.

– И публичный скандал.

– Да. Ну так что же?

– А то, что ни процесса, ни скандала не будет.

– Почему же?

– Потому, что дело идет о генеральном прокуроре парламента; потому, что у нас во Франции все, решительно все: администрация, армия, юстиция, торговля, – все связано цепью взаимного благожелательства, которое зовется корпоративным духом. Поэтому, сударыня, парламент никогда не потерпит, чтобы его глава был отдан под суд. И если бы это случилось, даже по приказанию короля, парламент никогда не осудит своего генерального прокурора.

– По правде сказать, господин Кольбер, это меня не касается.

– Я знаю, сударыня. Но меня-то это, конечно, касается и снижает цену того, что вы принесли. К чему мне доказательства преступления, если оно не подлежит наказанию?

– Но если на Фуке падут подозрения, то и в этом случае он будет отстранен от обязанностей суперинтенданта.

– Велика важность! – воскликнул Кольбер, и его мрачное лицо как-то вдруг осветилось выражением ненависти и мести.

– Ах, господин Кольбер, простите меня, – заметила герцогиня, – я не знала, что вы столь впечатлительны. Хорошо, превосходно. Но раз вам мало того, что у меня есть, прекратим разговор.

– Нет, сударыня, продолжим его. Но поскольку цена товара упала, ограничьте и вы свои притязания.

– Вы торгуетесь?

– Это необходимо всякому, кто хочет честно платить.

– Сколько же вы предлагаете?

– Двести тысяч ливров.

Герцогиня рассмеялась ему в лицо, но затем внезапно сказала:

– Подождите.

– Вы соглашаетесь?

– Нет, не совсем. Но у меня есть еще одна комбинация.

– Говорите.

– Вы даете мне триста тысяч ливров.

– Нет, нет!

– Соглашайтесь или нет, как угодно. И это не все.

– Еще что-нибудь? Вы становитесь невозможною, герцогиня.

– Вовсе нет, я больше не прошу у вас денег.

– Чего же вы хотите?

– Услуги. Вы знаете, что я всегда была нежно привязана к королеве.

– И…

– И… я хочу повидаться с ее величеством.

– С королевой?

– Да, господин Кольбер, с королевой, которая мне больше не друг, это верно, и уже давно мне не друг, но может снова сделаться другом, если мне предоставят соответствующую возможность.

– Ее величество, герцогиня, никого больше не принимает. Вам известно, что приступы ее болезни повторяются все чаще и чаще.

– Вот потому-то я и должна повидать королеву. Представьте себе, что у нас во Фландрии заболевания подобного рода – вещь очень частая.

– Рак? Страшная, неизлечимая, роковая болезнь.

– Не верьте этому, господин Кольбер. Фламандский крестьянин – человек первобытный. У него не жена, а рабыня.

– Что же из этого?

– Пока он покуривает свою вечную трубку, жена работает: она черпает из колодца воду, она нагружает мула или осла, она таскает на себе тяжести. Так как она не жалеет себя, то постоянно наносит себе ушибы. К тому же ей частенько достаются побои. А рак происходит от телесного повреждения.

– Это верно.

– Фламандки, однако, не умирают от этого. Когда их страдания становятся им окончательно невмоготу, они находят лекарство. И бегинки в Брюгге изумительно лечат эту болезнь. У них есть целебные воды, настойки, втирания: они дают больной бутылку с водой и свечу и, продавая свои товары, приносят доход духовенству и вместе с тем служат богу. Ее величество выздоровеет и поставит столько свечей, сколько найдет для себя подобающим. Вы видите, господин Кольбер, что помешать моему свиданию с королевой – это почти то же, что цареубийство.