Читать книгу "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 4 - Александр Дюма"

Чего не предвидели ни наяда, ни дриада Де Сент-Эньян остановился на площадке лестницы, которая вела на антресоли к фрейлинам и во второй этаж к принцессе. Там он велел проходившему лакею позвать Маликорна, который еще был у принца.

Через десять минут пришел Маликорн и стал внимательно всматриваться в темноту.

Король отступил в дальний угол вестибюля. Наоборот, де Сент-Эньян выступил вперед.

Выслушав его просьбу, Маликорн растерялся.

– Ого, – сказал он, – вы хотите, чтобы я провел вас в комнаты фрейлин?

– Да.

– Вы понимаете, что я не могу исполнить подобной просьбы, не зная цели вашего визита?

– К несчастью, дорогой Маликорн, я лишен возможности дать вам какое-либо объяснение; вы должны довериться мне, как другу, оказавшему вам услугу вчера, который просит, чтобы вы оказали ему услугу сегодня.

– Но ведь я, сударь, сказал вам, что мне было нужно: я просто не хотел спать под открытым небом. Каждый честный человек может признаться в этом, вы же ничего не сообщаете мне.

– Поверьте, дорогой Маликорн, – настаивал де Сент-Эньян, – что, если бы мне было позволено, я объяснил бы вам все.

– В таком случае, сударь, я никак не могу позволить вам войти к мадемуазель де Монтале.

– Почему?

– Вам это известно лучше, чем кому-нибудь, потому что вы застали меня на заборе, когда я открывал свое сердце мадемуазель де Монтале; согласитесь, что моя любезность простиралась бы слишком далеко, если бы, ухаживая за ней, я сам открыл бы дверь в ее комнату.

– Кто же вам сказал, что я прошу у вас ключ от ее комнаты?

– Тогда от чьей же?

– Она, кажется, живет не одна?

– Нет, не одна.

– Вместе с мадемуазель де Лавальер?

– Да, но у вас не может быть дела к мадемуазель де Лавальер, так же как и к мадемуазель де Монтале; есть только два человека, которым я вручил бы этот ключ: господину де Бражелону, если бы он попросил меня дать его, и королю, если бы он приказал мне.

– В таком случае дайте мне этот ключ, сударь, я вам приказываю, – произнес король, выступая из темноты и распахивая свой плащ. – Мадемуазель де Монтале спустится к вам, а мы поднимемся к мадемуазель де Лавальер; у нас дело только к ней.

– Король! – вскричал Маликорн, падая к ногам Людовика.

– Да, король, – отвечал с улыбкой Людовик, – который вам так же благодарен за ваше сопротивление, как и за вашу капитуляцию. Вставайте, сударь, и окажите нам услугу, которую мы просим от вас.

– Слушаю, государь, – сказал Маликорн, поднимаясь с колен.

– Попросите мадемуазель де Монтале спуститься, – приказал король, – и ни слова о моем визите.

Маликорн поклонился в знак повиновения и стал подниматься по лестнице.

Однако король внезапно изменил решение и двинулся за ним так поспешно, что хотя Маликорн поднялся уже до половины лестницы, Людовик одновременно с ним дошел до комнаты фрейлин.

Он увидел через полуоткрытую дверь Лавальер, сидевшую в кресле, и в другом углу комнаты Монтале, причесывающуюся перед зеркалом и вступившую в переговоры с Маликорном.

Король быстро распахнул дверь и вошел. Монтале вскрикнула и, узнав короля, убежала. Видя это, Лавальер тоже выпрямилась, но тотчас же снова упала в кресло.

Король медленно подошел к ней.

– Вы хотели аудиенции, мадемуазель, – холодно начал он, – я готов выслушать вас. Говорите.

Де Сент-Эньян, верный своей роли глухого, слепого и немого, поместился в углу подле двери на табурете, который точно нарочно был поставлен для него. Спрятавшись за портьеру, он исполнял роль доброй сторожевой собаки, охраняющей своего хозяина и не беспокоящей его.

Пришедшая в ужас при виде раздраженного короля, Лавальер встала во второй раз и умоляюще взглянула на Людовика.

– Государь, – пробормотала она, – простите меня.

– За что же вас прощать, сударыня? – спросил Людовик XIV.

– Государь, я очень провинилась, больше того: я совершила преступление.

– Вы?

– Государь, я оскорбила ваше величество.

– Ни капельки, – отвечал Людовик XIV.

– Государь, умоляю вас, не говорите со мной так сурово. Я чувствую, что я оскорбила вас, государь. Но я объясню вам, что это было сделано мной не умышленно.

– Чем же, однако, сударыня, – сказал король, – вы оскорбили меня? Я ничего не понимаю. Шуткой молодой девушки, шуткой совершенно наивной? Вы посмеялись над легковерным молодым человеком: это вполне естественно; каждая женщина на вашем месте подшутила бы точно так же.

– О, ваше величество, вы уничтожаете меня этими словами.

– Почему же?

– Потому что, если бы шутка исходила от меня, она не была бы невинной.

– Это все, что вы хотели сказать мне, прося у меня аудиенции?

И король сделал движение, как бы собираясь уйти.

Тогда Лавальер, шагнув к королю, отрывистым, прерывающимся голосом воскликнула:

– Ваше величество слышали все?

– Что все?

– Все, что было сказано мной под королевским дубом?

– Я не пропустил ни одного слова, мадемуазель.

– И, слушая меня, ваше величество могли подумать, что я злоупотребила вашим легковерием?

– Да, легковерием, это вы правильно сказали.

– Разве вашему величеству неизвестно, что бедные девушки иногда бывают вынуждены повиноваться чужой воле?

– Простите, я не могу понять, каким образом та воля, которая, по всей вероятности, проявилась так свободно под королевским дубом, могла до такой степени подчиниться чужой воле.

– О, но угроза, государь?

– Угроза?.. Кто вам грозил? Кто смел вам грозить?..

– Те, кто имеет на это право, государь.

– Я не признаю ни за кем права грозить в моем королевстве.

– Простите меня, государь, даже около вашего величества есть люди, достаточно высокопоставленные, которые считают возможным погубить девушку без будущности, без состояния, не имеющую ничего, кроме доброго имени.

– Как же они могут погубить ее?

– Погубить ее репутацию путем позорного изгнания.

– Мадемуазель, – проговорил король с глубокой горечью, – я не люблю людей, которые, оправдываясь, возводят вину на других.