Читать книгу "Мирелла - Флор Веско"

Неуступчивый Бургомистр задрал подбородок. Чтобы ступил он в воду после низшего чином – не бывать тому.

Пришлось мыльщику смириться. Он вышел наружу и зазвонил в колокол, дабы призвать воду.

Мы же покамест можем обозреть город. Гамельн походил на чугунок. То было обширное круглое селение с высокими стенами, до краев полное бурлением разного люда. В каждом колене узких и многоизгибных улиц – заторы из повозок, всё кишело лавками да мастерскими.

Стоял шум и гам.

Суконщики, кондитеры, ткачи, стекольщики и сапожники зазывали прохожих с порогов. Их гомон перекрывался натужным ором уличного торга, отловщиков собак, продатчиков кошачьих кож. К тому мешалась болтовня простолюдинов, простолюдинок и их простолюдинчиков, кои с зарей покидали свои лачуги, дабы потолковать под чистым небом.

Вдруг общий гвалт рассек звонкий и ладный напев. То была песнь водоносов. Мыльщик опорожнил чан наполовину и раздул угли. Водонос выплеснул внутрь два больших ведра чистой воды. Лишь тогда бургомистр изволил в него окунуться. Он ввергнул тело свое в воду, довольно воздохнул и воскликнул:

– И где ж моя доска со снедью? А ну отвечай!

Покинув мыльню, водонос уширил шаг. Но вглядимся пристальней: так и есть, то не водонос – пред нами водоноска. Вот ведь! Острый же нужен глаз, чтобы углядеть отроковицу под лохмотьями холстины, коими укрыто ее тело!

Ибо весь наряд ее, с головы до пят, сплошь был из отрепья. Лоскут скрывал волосы, оставя лоб и лицо. Другой обрывок ужимал груди, дабы не цепляла их поперечина, что распирает ведра. И последней тряпкой была она опоясана навроде юбки. Полы она подвернула, пропустив меж бедер по образу брэ, дабы легче было сновать по улицам. Рубище ее имело вид еще печальней, чем у нищих, и по первому взгляду никак было не угадать под оным юницу.

Однако наблюдатель повкрадчивей подивился бы малости босой ноги, черной от пыли. И дивился бы дальше, глядя на поступь девицы – как бы с легким приплясом – особенно когда ведра пусты.

Грязь и смрад тронули ее меньше, чем прочих жителей Гамельна, ибо за день она многократно вступала в реку, наполняя ведра. Худоба тела была обычна для тех, кто недоедает с рождения. Тонкие, но закаленные многолетним трудом мышцы не прятались под мягкостью плоти. Но то была не чахлая худоба нищих, иссушенных годами лишений. Груди ее не отвисали под собственным весом, как у гамельнских простолюдинок, спина не гнулась горбом, и зубы не были желты, ибо хоть и вышла она из детской поры, но еще не стала женщиной. В сей час тело ее хранило свежесть юности, но уже решительно зрели иные изгибы. Она вступала в самый опасный для девицы возраст.

Ходила она вечно потупясь, избегала чужих взглядов и не улыбалась.

Вы, верно, уж догадались, что мы повстречали Миреллу. Но наблюдали ее лишь миг: она спешно двинулась прочь.

Через улицу встретился ей такой же водонос, за тяжким трудом своим. Он скупо кивнул ей на ходу.

Возможно, вам дивно видеть в Гамельне такое круговращение воды. Что ж, надобно сказать: селение сие блистало изобретательными находками. Под просвещенным радением бургомистра Гамельн стал градом воистину передовым.

Вот вам пример. Во всех иных городах Священной империи германской жители выплескивали помои из окон, клича: «Отхожие воды!» По сей причине немыслимо было выйти из дома так, чтобы хоть единожды не быть орошену зловонным содержимым ночного горшка.

В Гамельне же ежегодно во время торжественной обедни священник освящал сточные канавы и ночные горшки всего града, а также потроха всей своей паствы. Благодаря чему если и случалось какому ротозею омочиться или омараться зловонной жижей, то с помоями принимал он и святое помазание, полезное для спасения души.

Другой пример. Во всех иных городах Священной империи германской хождение по ночам было делом опасным. На темных улицах властвовали разбойники и душегубы, кои не погнушаются рассечь горло прежде, чем отнять кошелек.

В Гамельне же улицы имели сродную славу, и душегубства там совершалось не меньше. Но бургомистр, в великой щедрости своей, положил в уплату каждой семье убиенного три флорина вспоможения, но только если ближний их будет мертв совершенно, а не лишь покалечен. Благодаря чему, с тех пор как вышел указ, каждый вечер внушительное число увечных или немощных горожан в почтенных летах находили смерть свою на улицах града. Лишь дивиться оставалось, чего ради сии толпы лишних ртов резвились по ночам?

И последний пример, самый ошеломительный. Во всех иных городах Священной империи германской пожары ежемесячно сжирали по улице, ибо деревянные дома лепились один к одному и живо вспыхивали.

В Гамельне пожары приключались не реже. Но жильцы скоро их тушили, ибо стараниями бургомистра по всему граду бежала вода.

Сим водяным снабжением бургомистр по праву гордился особо. Задумал он его несколько лет назад. Для чего избрал десять водоносов из числа гамельнских подкидышей. Сих беспризорников с малолетства пеленали, кормили, холили и лелеяли милостивые монашки. Может ли что быть честнее, чем отплатить родному граду десятком лет преданной службы?

Бургомистр отобрал чад, кто поменьше хромал да был не так тщедушен. Избранник получал пару ведер и закрепленную за ним часть города для снабжения.

Да, должно признать, по первости вода в Гамельне не бежала, а всё больше семенила, а то и волоклась к исходу дня.

Тогда бургомистр взошел на помост со славною речью:

– Добрые сограждане! Потщимся же ободрить водоносов в трудах их. Ибо если всем миром поможем мы им, вскоре вознаградимся славой первого града Священной империи, орошаемого с достатком. А посему заклинаю, не щадите сил ваших. Ежели водоносы бегут не слишком скоро, возьмите палку и лупите их по икрам со всею строгостью.

Горожане были преданы своему граду и своему бургомистру. А потому охотно исполняли наказ. С годами их благодетельные удары закалили и укрепили водоносов. Они научились обегать свою часть города рысью. С тех пор вода в Гамельне воистину бежала.

Мирелла направилась дальше. Она подошла к городской заставе. Но у самых ворот ее окликнул нищий:

– Эгей, безстыдница! – крикнул он. – А ну воды!

Поелику ничто не ушло от усмотрительной заботы бургомистра, в Гамельне было трое законных нищих. Ибо несомненно, что кишение сих паршивцев на улицах есть верное бедствие. Однако же град совсем без убогих есть град печально неполный. Они в нем служат справедливости в распределении достатка: зажиточные горожане могут подавать им милостыню и тем вернее обрясть место в раю.

Бургомистр провел смотр всех гамельнских попрошаек и отобрал троицу, да так, чтобы всякое убожество было представлено во граде должным образом.

В южной части, обильно озаряемой солнцем, нес службу слепец. Увечные очи его, коим не суждено боле видеть света божьего, чудесно благоприятствовали жалобности горожан. В зажиточную часть назначен был карлик. Так полнотелые господа имели возможность умиляться, взирая на его скудный рост с верхних ярусов своих хором. И под конец измыслил бургомистр изящную шутку. В торговой части, где лавки завалены ходким товаром, побирался хромой – из-за увечной ступни уже не ходок. Само собою, иных неимущих он повыгнал.