Читать книгу "Путь в лес - Доминик Пасценди"

Расположение города на узле Императорских дорог сделало его привлекательным и для путей попроще. Дорант как раз подъезжал к Кармону по такому вот южному торговому — не Императорскому — пути, через перевал. Дорога, по случаю долгой сухой погоды представлявшая собой неглубокую канаву, заполненную мелкой серо-жёлтой пылью (Дорант передёрнул плечами, вспомнив, во что она превращается в дождь), пологими изгибами спускалась по длинному склону холма — последнего в череде предгорных возвышенностей — в долину, посреди которой и стоял город. Вдоль долины извивалось мелкое, тоже серо-жёлтое русло местной речонки, почти пересыхающей в сухой сезон, но превращающейся в жуткий смертельный поток после каждого дождя и заливающей свой низкий восточный берег дважды в год, в сырые сезоны.

Каваллиер[7] Дорант и двое его боевых слуг были на дороге практически одни. Спускаясь к городу, они подняли копытами своих пяти лошадей (считая двух вьючных) огромную тучу пыли, долго не опадавшую в стоячем тихом воздухе. Дело шло к закату, и облако этой пыли в верхней его части постепенно становилось ярко-оранжевым. Должно быть, из города их давно уже увидели. Было не так жарко, как душно, и Дорант подумал с содроганием, что дождя в ближайшие дни не хотелось бы. Дождь мог серьезно нарушить его планы.

Всякий раз, подъезжая к этому городку, каваллиер любовался вдруг открывающимся видом на долину: как будто летишь над ней на приличной высоте; видно далеко и широко. Сейчас, в конце сухого сезона, склоны окружавших долину холмов ржавеют выгоревшей травой. На её фоне выделяются темно-коричневым и ярко-жёлтым кустики жёсткой колючей соподели и ароматного тамана, который перед закатом наполняет воздух характерным запахом местного жаркого: таман кладут в него в изобилии. Когда всадники переваливают вершину последнего холма, город оказывается как раз в центре поля зрения, пониже середины склона. Над низкими жёлто-серыми домами тяжелой громадой возвышается главный храм, два меньших нависают над окраинами.

На крутом западном берегу реки кирпично-красным цветом выделялось пятно глиняного карьера. Дорант обратил внимание, что с прошлого приезда оно практически не увеличилось: значит, город не растёт.

Позади города ржавый цвет холмов ближе к руслу реки сменяется ярко-изумрудным: там все-таки есть какая-то влага, и степные травы сразу после середины лета снова пускаются в бурный рост. Там же разбегаются по сторонам долины посадки масличного дерева, фруктовые сады, грядки огородов и клочки пшеничных полей. Далеко за городом долина расширяется, открывая, в зависимости от времени года и времени суток, то ярко-синее, то сверкающее, то свинцово-серое зеркало большого озера, а вокруг него и за ним, до самого горизонта, на фоне совсем уж призрачно висящих в небе белых вершин далекого Хамхарского хребта, темным облаком в постоянной дымке угадывается Альвиан — Альвийский лес, безбрежный, смертельно опасный и до сих пор неизведанный.

Дорант ещё не знал, что в этот раз не миновать ему Альвийского леса.

В город они въехали уже почти перед самой темнотой. Неторопливо проехали по пыльным улицам, мимо выкрашенных охрой домов с плоскими крышами. Дерево здесь, рядом с бескрайним лесом, дорого и редко — потому что мало кто рискует заготавливать его в Альвийском лесу. Все, что связано с лесом — здесь опасный промысел. Альвы не любят, когда люди посещают их лес.

Поэтому дома Кармона построены из глины с соломой. Материал этот непрочен, и потому стены поражают немалой толщиной. По той же причине все углы закруглены: иначе они быстро обтрёпываются, отчего и стена начинает разрушаться. На улицу выходят одинаковые плоские фасады без окон, у кого пошире, у кого поуже. Посредине каждого фасада — двустворчатая дверь, в богатых домах украшенная резьбой, в бедных — часто заменяемая циновкой, плетенной из озерного тростника. Двери чаще всего открыты, чтобы дом продувало свежим воздухом. В домах побольше дверь ведет насквозь во внутренний дворик, где часто журчит небольшой фонтан. Все окна выходят в этот дворик — за исключением, в домах побогаче, двух или четырех парадных окон второго этажа, по сторонам от главного входа, закрытых решётчатыми ставнями или оформленных в виде замысловатых крошечных балкончиков. Часто эти парадные окна фальшивые и не проходят стену насквозь. Тем не менее, если они есть — они обязательно застеклены, чтобы показать зажиточность хозяев. (При этом окна, выходящие во двор и действительно открывающиеся в комнаты, могут стекол и не иметь.) В зависимости от размеров дома, дворик либо полностью окружают помещения дома, либо часть его огорожена забором, также глинобитным.

Стены домов поднимаются выше уровня плоской крыши по пояс или по грудь человеку. По ночам, когда становится, наконец, прохладно, на этих крышах спят. Туда и москиты меньше залетают.

Маленький отряд въехал в центр через проём в городской стене. Лет сто назад, когда весь город помещался внутри стены, а дикари иногда ещё собирались в стаи и нападали на поселения людей, в этом проёме висели крепкие ворота из привозного дуба. Сейчас от них остались только ржавые петли (Дорант, между прочим, случайно знал, в чей дом перекочевали створки этих ворот.) Почти сразу за воротами начиналась мостовая; её булыжники были отполированы множеством ног, но между ними набилась вездесущая пыль, слежавшаяся уже почти до твердости самих булыжников. По середине улицы шел узкий неглубокий жёлоб для нечистот, и мостовая от домов к жёлобу слегка понижалась.

На мостовой кое-где валялись редкие кучки конских яблок, показывая, что движение по улицам, мягко говоря, не весьма оживлённо.

Не доезжая центральной площади с домом приёмов и резиденцией наместника — офисиады, Дорант и его слуги остановились и спешились перед очень большим по меркам Кармона двухэтажным домом с двустворчатой дверью шириной в городские ворота, распахнутой, по местным традициям, настежь и открывавшей довольно длинный и широкий коридор, в конце которого светился закатным красноватым светом внутренний дворик. Над дверью и чуть по её сторонам на втором этаже нависали над улицей два широких темно-коричневых деревянных эркера, закрытых вычурными резными решётками. За дверью, внутри коридора, в тени, сидели на грубых табуретах двое крепких немолодых мужчин в одинаковых широкополых шляпах из соломы, один с длинными усами, один бритый. Они внимательно смотрели на Доранта и его спутников. Потом лицо усатого расплылось в улыбке, он вскочил, сорвал шляпу и поклонился:

— Господин Дорант! Как давно вас не было видно!

— Здравствуй, Хальдин! Как тут у вас дела?

— Спасибо, господин, у нас всё как всегда.

— Как господин Харран? Не женился ещё?

— Да нет, — улыбнулся Хальдин, — рановато ему. Пусть пока погуляет.

— Ну, проводи нас.