Читать книгу "Краткая история семи убийств - Марлон Джеймс"

В том старом особняке на Гейтс-стрит было много комнат, закутков, проходов и закоулков, потому-то здесь можно было и складировать крэк, и продавать его, курить, колоть и даже проституировать за него – все это под одной крышей. Мани-Фани зафрахтовал комнату второго этажа возле лестницы – единственную, где сохранилась кровать, – а Монифа, надвинув на голову капюшон, прикупила на улице крэк. Вкалывать его она предпочитала в одиночку, но курила обычно на пару с Мани-Фани. Уединившись в комнате второго этажа, они понятия не имели, что там, внизу, уже творится вакханалия. В крэк-хаус ворвалась банда, связанная с наркодельцами, что контролировали большинство улиц Бушвика, и принялась убивать всех без разбора. Уже пал замертво проповедник Боб, варивший смеси на кухне (точнее, на том, что от нее осталось); в ту же минуту не стало и Мистера Кейфа. Наркоманы на первом этаже, натыкаясь друг на друга, метались в панике: с одной стороны, надо спасаться, а с другой – как же бросить свои трубки, шприцы и ампулы? Потом ищи в потемках. На втором этаже в конце коридора выпрыгнула из окна женщина, сломав обе ноги. Снаружи прямо под дверью упал еще один человек с двумя пулями в груди (из “глока” и еще одного полуавтомата). Банда вышибла дверь, и Монифа получила пулю прямо в голову; сила выстрела сшибла ее на кровать, и беременный живот выпирал над матрасом недвижным бугром. Мани-Фани, еще не поняв, что происходит, подхватил выпавшую у нее трубку и в этот момент сам получил пулю. Банда на этом не остановилась, и счет убийствам продолжился. Эти люди именовали себя “Шторм-группой”; полицейские протоколы показывают, что именно она орудовала в том крэк-хаусе. Возможно, массовое убийство было своего рода предостережением. Хотя один из свидетелей утверждал, что стрельбу вела не банда, а один из ее участников, по всей видимости главарь. При всем при этом почерк был характерен именно для “Шторм-группы” – непрочного союза ямайских головорезов, выросшего на насилии, свойственном третьему миру, и колумбийских наркоденьгах; преступный синдикат, всего за несколько лет ставший грозой всего Восточного побережья».

Юби выхватает у меня «Ньюйоркер».

– «Часть четвертая: Ти-Рэй Бенитес и Джемдаунский след». Ты этот кусок уже отправил?

– Да.

– Тебе же хуже. Потому что прямо сейчас ты туда позвонишь и сделаешь офигенную правку.

Десять

– Джоси. Ну серьезно, hombre. Джоси.

Его даже не видно: мое поле зрения загорожено матрасом, который он схватил обеими руками и кинул в меня. Я успел отпрыгнуть до того, как он схватил металлический каркас кровати и бахнул им о прутья дверной решетки. Матрас смягчил удар, но спинка все равно грянула о прутья так, что посыпались искры. Я отскочил и запнулся, хотя проломить ту решетку Джоси все равно бы не смог. Сейчас он в потемках, рыча по-звериному, пытается вырвать из стены раковину, но та не поддается.

– Джоси. Ну хватит, Джозеф.

– Чего тебе, бомбоклат?

– Ты не первый в кутузке, кто пытается выкорчевать раковину или унитаз.

– Бли-ин!

Я в дверном проеме, пытаюсь отстранить от себя матрас, а левой рукой – каркас кровати. Не получается ни то, ни это. В тот момент, как я просовываю сквозь прутья правую руку, он цепко ее хватает.

– Джоси, какого черта?

– Не джось тут мне, долболоб! – жарко, с придыханием, говорит он. – Если я не останавливаюсь перед тем, чтобы грохнуть беременную суку, то, думаешь, перед тобой замешкаюсь?

Он жестко дергает меня за руку, и я ударяюсь о решетку виском и правой бровью.

– Всякие паскуды мнят, что могут тут со мной шутки шутить.

– Джоси.

Он дергает меня снова; прутья бьют меня в грудь, а он с медвежьим упрямством пытается продернуть меня сквозь решетку.

– Ну, Джоси.

Мелькает вспышка света – наверное, потому, что я моргнул.

– Джоси, отпусти. Ну хватит, больно.

Вспышка исходит от мачете, которое сияет, как новое.

– Хочешь знать, что случилось с четвертым фараоном, который приходил сюда меня укокошить?

– О бог ты мой, Джоси…

– Но мы с тобой как-никак бывшие кореша, поэтому я даю тебе выбор. Выше локтя или ниже? Думай хорошенько: я слышал, протезы нынче дороги.

– Боже мой…

– Ха. Гляньте на Доктора Лава, мнящего себя крутым, потому как он, видите ли, взрывал самолеты и убивал стариков, которым все равно дорога на тот свет. Заявляется так, будто я тут жду на коленях, какую кость он мне бросит. А? Тебя еще не притомило меня недооценивать, козлина? Не устал еще от того, что я тебе все время демонстрирую: лезвие у тебя, но рукоятка-то вот она, у меня? Так что выбирай, козел. Время ограничено.

Он взмахивает мачете у меня над локтем и рассекает кожу до крови.

– Выше локтя…

Он взмахивает ниже локтя, на этот раз глубже; снова появляется кровь.

– …или ниже? Даю тебе на размышление пять секунд, или все решу сам и отхвачу по самое плечо.

– Джоси, перестань.

– Пять, четыре…

– О боже ты мой…

– Три, два…

– У тебя есть еще одна, Джоси.

– Еще одна что? Секунда? Зато у тебя ее нет.

– Еще одна кровинка, Джоси. Еще один сын.

Блесткий клинок возносится и исчезает в темноте.

– У тебя есть еще один сын.

Мачете появляется снова, но уже возле моего горла. Он по-прежнему тянет через решетку мою руку.

– Да господи, Джоси!

– Что ты сейчас сказал?

– А то ты не слышал! У тебя есть еще один сын. Ты думаешь, мы не знаем? Твой первенец мертв, девочка тоже, и отпрыск у тебя остался всего один. И если ты не думаешь, что за ним придут, то клянусь Богом: возьму эту вот другую руку и выпотрошу его, как гребаную рыбину.

– Ха. Как это ты, интересно, собираешься сделать? Ты ж истечешь кровью, даже не добравшись до выхода.

– Скажу одно: ты прав, Джоси. Я действую не в одиночку. А ты как думал, hombre? Что я, вальсируя как идиот, вплыву сюда? Я что, тебя не знаю? Думаешь, папины людишки с пукалками уберегут его от меня? Я Доктор Лав, мазафакер. Ты, похоже, забываешь мой послужной список. Так что лучше отпусти меня.

– А то я такой, бомбоклат, идиот… Отпустить тебя, чтобы ты сомкнул два проводка и поднял на воздух мой, язви его, дом?

– Нет, mijo, чтобы я, наоборот, разомкнул те проводки и вознесение не состоялось.

Прежде чем отцепиться, он отбрасывает мачете. Я хватаю свою руку, хотя теперь остается лишь дожидаться, когда перестанет течь кровь.

– Тебе сюда давали хотя бы рулон туалетной бумаги? Наверное, нет.

– Надо было все же тебя грохнуть…