Читать книгу "Одиннадцать видов одиночества - Ричард Йейтс"

— Ох, как я рад, что ты принесла мне этот журнал, — сказал он, указывая на «Попьюлар сайнс». — Тут есть статья, которую я очень хочу прочитать.

— Я очень рада, — отозвалась Майра, но ей очень хотелось воскликнуть: «Неужели это не может подождать до моего ухода?»

Гарри отложил журнал, преодолевая желание немедленно взяться за чтение, и спросил:

— Милая, а как дела во всем остальном? Я имею в виду — кроме работы.

— Отлично, — сказала она. — Позавчера получила письмо от мамы — такое рождественское, что ли. Она передает тебе самые сердечные приветы.

— Вот и хорошо, — проговорил Гарри, но желание немедленно прочесть статью стало перевешивать. Он снова перевернул журнал, открыл на своей статье и как бы невзначай прочел пару строк — словно просто желая убедиться, что статья и вправду его, — а затем погрузился в чтение, забыв обо всем на свете.

Майра прикурила новую сигарету от окурка предыдущей, взяла журнал «Лайф» и стала листать его. Время от времени она поднимала взгляд, чтобы посмотреть на мужа. Он лежал и, читая, покусывал костяшку пальца и почесывал подошву ноги в носке согнутым большим пальцем другой ноги.

Так они провели остаток часа посещений. Незадолго до восьми часов через центр палаты прошла группа людей. Улыбаясь, они катили по проходу пианино на резиновых колесиках: это были артисты от Красного Креста, они выступали каждое воскресенье, по вечерам. Процессию возглавляла миссис Балачек — добродушная грузная дама, пианистка. За нею следовало пианино: его катил бледный молодой тенор с вечно влажными губами. Далее шествовали певицы: пышное, со строгим лицом сопрано в платье из тафты, которое, казалось, было тесно в пройме; стройное контральто с чемоданчиком. Пианино прокатили мимо койки, где лежал Гарри, остановились примерно в центре палаты и стали доставать ноты.

Гарри оторвался от чтения:

— Вечер добрый, миссис Балачек!

Она сверкнула на него очками:

— Как дела, Гарри? Послушаешь несколько рождественских гимнов?

— Да, мэм.

Пациенты стали один за другим выключать радиоприемники, и гам постепенно стих. Но прежде чем миссис Балачек успела ударить по клавишам, в дело вмешалась медсестра, дама приземистого сложения, в туфлях на резиновой подошве. Она тяжело прошлепала по проходу, вытянув вперед руку, чтобы музыку не начинали, пока она не сделает объявление. Миссис Балачек снова села, а медсестра, вытянув шею, возгласила:

— Час посещений окончен! — сначала в один конец палаты, потом в другой: — Час посещений окончен!

Потом она кивнула миссис Балачек, улыбнулась под стерильной белой маской и потопала обратно. Шепотом посовещавшись с коллегами, миссис Балачек в качестве вступления заиграла «Новогодние колокольчики»[8], чтобы заглушить шум, который неизбежно производили уходящие посетители. Щеки ее тряслись, а певцы тем временем собрались в сторонке, чтобы тихонько прокашляться. Они ждали, пока шум уляжется и публика будет готова уделить им полное внимание.

— Ого! — удивился Гарри. — Я и не думал, что уже так поздно. Идем, я провожу тебя до двери.

Он медленно сел и спустил ноги на пол.

— Нет-нет, Гарри, не беспокойся, — сказала Майра. — Лучше лежи.

— Нет, все в порядке, — возразил Гарри, и его ноги скользнули в тапки. — Подай мне халат, милая. — Он встал, и Майра помогла ему накинуть вельветовый купальный халат — явно слишком короткий.

— Доброй ночи, мистер Чанс, — сказала Майра; мистер Чанс ей улыбнулся и кивнул.

Затем она пожелала доброй ночи Реду О’Мере и пожилому господину, а потом и Уолтеру: их путь пролегал по центральному проходу, мимо его инвалидного кресла. Майра взяла Гарри за руку и удивилась: до того тонкой оказалась эта рука, — а затем стала внимательно наблюдать за каждым его осторожным движением, за каждым шагом. Они стояли лицом к лицу, среди маленькой кучки посетителей, которые неловко топтались в передней, все никак не решаясь уйти.

— Ну что? — нарушил молчание Гарри. — Будь осторожна, милая. Увидимся на той неделе.

— Ой-ой-ой, — простонала чья-то мать, выходя, съежившись, наружу. — Ну и холод сегодня.

Она обернулась, чтобы помахать сыну рукой, затем схватила мужа за локоть и спустилась с крыльца на дорожку, покрытую снегом. Кто-то придержал дверь для остальных посетителей. Помещение наполнилось холодным воздухом. Потом дверь снова закрыли, и Майра с Гарри остались одни.

— Хорошо, Гарри, — сказала Майра. — Ну а теперь иди ложись и слушай музыку.

Стоя вот так в приемной в распахнутом халате, он казался очень хрупким. Майра протянула руку и поправила халат, прикрыв ему грудь, потом взялась за висячие концы пояса и крепко их завязала, а Гарри стоял, глядя на нее сверху вниз, и улыбался.

— Все, давай возвращайся, пока не простудился.

— Ладно. Доброй тебе ночи, милая.

— Доброй ночи, — сказала она и, привстав на цыпочки, чмокнула его в щеку. — Доброй ночи, Гарри.

Возле входной двери она оглянулась и увидела, как он идет по проходу к своей койке, крепко затянутый в халат со слишком высокой талией. Потом она вышла из здания, спустилась по лестнице и, охваченная внезапным холодом, подняла воротник пальто. Машины Марти видно не было. На пустой дороге виднелись лишь удаляющиеся спины других посетителей, проходящих в это мгновение под фонарем, в сторону автобусной остановки, расположенной возле административного корпуса. Майра поплотнее закуталась в пальто и отступила поближе к стене здания, чтобы укрыться от ветра.

«Новогодние колокольчики» доиграли, затем раздался приглушенный звук аплодисментов, и мгновение спустя началась основная программа. Прозвучали несколько торжественных фортепианных аккордов, потом вступили голоса:

Слышишь, ангелы поют

Гимн младенцу-королю…

Вдруг у Майры к горлу подступил комок, и огни фонарей поплыли перед глазами. В следующее мгновение, закусив кулак, она безудержно разрыдалась, выдыхая маленькие клубы пара, которые уносились во тьму. Она долго не могла остановиться и при каждом прерывистом вдохе издавала высокий резкий звук, который, казалось, должен быть слышен на многие мили вокруг. Наконец это прекратилось, по крайней мере почти; ей удалось унять дрожь в плечах, прочистить нос, убрать платок и захлопнуть сумочку уверенным деловым жестом.

Тут темноту прорезал свет автомобильных фар. Он приближался, прощупывая заснеженную дорогу. Майра пробежала по дорожке вперед и стала ждать, дрожа на ветру.

В салоне автомобиля висел теплый запах виски, колыхались вишневые искорки сигарет. Ирен прокричала:

— Эй, садись быстрее! И захлопни дверь!