Читать книгу "Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес"

Эплби понял, что разобрался со всеми лежащими на поверхности фактами. Теперь надо обратиться к фактам, не столь очевидным. Ведь именно они, как он хорошо знал, в конечном итоге оказывались решающими. Оставить на время без внимания некое мимолетное наблюдение, отвергнуть какую-то малозначащую деталь – вот что зачастую приводило к краху самого кропотливого расследования.

Свечной воск. Слотуайнер и свечи. «Пир мудрецов» вверх ногами. Сейф. Мантия Барочо. Декан, пытающийся упредить скандал вокруг колледжа и рассказывающий о давнем нервном срыве Хэвеленда. Кёртис, как бы невзначай, с помощью полунамеков убедившийся, что Эплби известно, что у Готта есть псевдоним Пентрейт… И, наконец, Кэмпбелл. Человек, забиравшийся очень высоко. Самое главное – влезавший на башню Святого Бальдреда. Женат, живет за пределами колледжа. Ключа не имел. Однако он этнолог, а значит, связан с группой Амплби. И хотя Эплби не верил в возможность того, что Кэмпбелл начнет штурмовать стены колледжа Святого Антония с альпенштоком в руке, его предположений было недостаточно. Скорее всего, Кэмпбелл не представляет опасности, однако надо держать его в поле зрения.

Эплби переключился с размышлений о деле на осмотр гостиной. Он обнаружил, что невидящим взглядом уставился на разношерстную подборку книг, стоявших на полке: «Избранное» Стабба, «Современная поэзия», «Сага о Форсайтах», «Последнее дело Трента»…

Инспектор резко повернулся и бегло осмотрел комнату. Чайник, «пансионерская» мантия, футбольная вратарская кепка, блестящий верх которой уже успел потускнеть от влажных испарений тумана, даже теперь окутывавшего дворики. Упершись коленом в подоконник, Эплби распахнул окно и выглянул наружу. Там царила мгла, промозглая и холодная. Но в комнате тоже было нежарко, и ему совсем не хотелось спать. Повинуясь какому-то минутному порыву, он выключил свет, на ощупь вылез наружу и мягко спрыгнул вниз. Из-под двери пробивалась полоска света и слышались приглушенные голоса. Взволнованные студенты, безусловно, обсуждали происшествие и внутри колледжа на законных основаниях взбадривались возлияниями, которых был лишен несчастный «патрульный» Готт. Однако к этому времени Готт должен был спать сном праведника у себя в Суррейском дворике. Эплби глотнул свежего воздуха, и тут до него донесся глухой удар далекого колокола, тотчас же отозвавшийся эхом перезвона с других колоколен. Час ночи.

Лестница в апартаменты декана, по соседству с которыми располагались комнаты Эплби, находилась по диагонали от профессорской через Епископский дворик. Слева, под аркой, ведущей в Суррейский дворик, все еще горела лампочка. Однако ее приглушили, и свет едва доставал до посыпанной гравием дорожки, ведшей к краю лужайки, простиравшейся перед Эплби. Ночь выдалась пасмурная и туманная. В темноте едва различалась размытая линия, разделявшая тьму на две части, на заре они окажутся камнем стен и небом. И все же Эплби впервые в жизни так остро чувствовал все, что его окружало, словно подпал под чары тишины и ночи. Он принялся ходить взад-вперед вдоль ближней границы дворика, прокладывая себе путь сквозь тьму, в глубокой задумчивости.

II

В два часа ночи Эплби все еще разгуливал. Однако перезвон колоколов заставил его остановиться. За стоявшей перед ним чередой зданий простирался Садовый сквер, а в кармане у него лежал ключ. Сейчас это был единственный ключ, за исключением загадочного десятого, не находившийся в руках прежних владельцев. Ключи у них изъяли утром после убийства (Додд напрямую использовал свои полномочия). Один ключ выдали констеблю, весь день караулившему входы и выходы, после чего ключ перешел к сменившему его полисмену, в тот момент сидевшему в привратницкой. Таким образом, Эмпсон, Хэвеленд, Поунолл и Титлоу, когда их поздним вечером впустили в Садовый сквер, оказались в своеобразном «плену» у полиции. В настоящий момент – а это едва ли могло продолжаться долго – никто не мог войти в Садовый сквер или выйти оттуда, не столкнувшись с констеблем или Эплби. Охватившее инспектора желание воспользоваться ключом прямо сейчас было совершенно иррационально, поскольку почти что в полной темноте он вряд смог бы что-нибудь увидеть или сделать. Однако Эплби считал, что подобные порывы вовсе не обязательно подавлять, и осторожно двинулся к ближайшей из двух калиток – между часовней и библиотекой. Затем, вдруг передумав, он быстро пересек лужайку, оставив на время библиотеку и часовню, и вместо этого направился к западной калитке – между залом собраний и ректорскими апартаментами. Именно эту калитку он видел, идя после ужина в профессорскую, и именно через нее констебль, очевидно, впускал четырех живших на территории Садового сквера в их квартиры.

Наконец инспектор обогнул огромный южный выступ зала собраний и ощутил под ногами гравий. Он стоял на дорожке, ведшей сквозь калитку мимо апартаментов ректора в Садовый сквер. Осторожно пошел по ней. Справа находился зал собраний, а слева, очевидно, профессорские. Он нащупал в кармане ключ, не спуская глаз со смутных контуров дорожки у себя под ногами. В темноте было очень трудно определить расстояние, так что он вытянул руку, чтобы со всего размаха не налететь на калитку, и мерно зашагал вперед. Вдруг он заметил, что справа от него что-то мелькнуло. Стена зала, вдоль которой он шел, исчезла и сменилась черной пустотой. В тот же момент он заметил, что дорожка у него под ногами расходится вправо и влево. Он был уже в Садовом сквере. Калитка осталась позади.

Несколькими мгновениями ранее Эплби представлял собой некую бестелесную интеллектуальную машину, его занимали только размышления. Теперь же он превратился в натянутую струну, чувства были включены на полную мощность. Примерно с полминуты он стоял не шевелясь и напряженно прислушивался. Бесшумно опустившись на колени, он приложил ухо к земле, но не услышал никаких звуков, кроме приглушенного гула машин, проезжавших по Школьной улице.

Эплби выпрямился и повернул назад. В нескольких метрах от себя он заметил северный угол зала собраний и медленно двинулся вперед, все время касаясь левой рукой стены, пока не оказался у калитки. Одна створка была открыта. Значит, в темноте он прошел сквозь узкий проем, ничего не заметив. Остановившись, инспектор стал раздумывать, что делать дальше. Оставить калитку без присмотра именно сейчас – совершенно непозволительно. Существовала вероятность обнаружить нечто важное, для чего стоило в случае необходимости ждать до утра. Он, конечно, мог крикнуть и позвать на подмогу. Он мог даже, сделав всего несколько шагов, взять под контроль ведшую в Суррейский дворик арку. Оттуда фонариком можно подать сигнал констеблю в привратницкой, если тот не спит, и в обоих случаях вспугнуть кого-то, кто, не подозревая ни о какой опасности, мог угодить в расставленную Эплби ловушку. Инспектор прижался к стене и приготовился ждать не смыкая глаз до самого рассвета.

Он вытянул левую руку и коснулся холодного металла открытой створки. Водя рукой вверх и вниз, наткнулся на замок. Эплби напрягся. В замке торчал ключ. Тот самый злосчастный десятый ключ!

Он принялся тщательно, насколько это позволяла темнота, изучать калитку. Открытая створка крепилась таким образом, что закрывалась благодаря своему весу, после чего автоматически защелкивалась. Однако в стену была вделана щеколда, которая придерживала дверь в дневное время, и сейчас она была опущена. Эплби достал из кармана небольшие щипчики. Не касаясь пальцами ключа, он вытащил его из замка и положил в свой блокнот, затем отодвинул щеколду, вошел в Епископский дворик и подождал, пока не раздался негромкий скрип закрывшейся калитки. Теперь все ключи находились в руках полиции.