Читать книгу "Ты его не знаешь - Мишель Ричмонд"

Вот так я и валялась на кровати в отеле Дириомо, возвращаясь мыслями к далеким, тягостным временам, размышляя над тем, как самые серьезные за всю мою взрослую жизнь отношения оборвались вдруг, без предупреждения. И произошло это в такой же точно комнате… Я огляделась, взгляд упал на тумбочку, и мне показалось, что стопка книг на ней как будто подросла. Нет, все так и было: только что изданная история туземных племен Никарагуа; роман, написанный приятелем подруги из Сан-Франциско; последний номер журнала «Чашечка кофе». А это что? В самом низу лежал сверток, размером с книгу, в обычной оберточной бумаге. Ничего похожего у меня точно не было.

Я встала, проверила, заперта ли дверь, задернула шторы. С опаской положила пакет обратно на тумбочку и некоторое время внимательно разглядывала. Наконец разорвала тесемку и развернула бумагу. Мелькнула синяя клетчатая обложка. Я не поверила своим глазам. Открыла первую страницу — сомнений не было: передо мной на колченогой казенной тумбочке лежала тетрадка Лилы. Та самая, что пропала без малого двадцать лет тому назад.

Двенадцать

Как описать эту тетрадку?

Поскольку для меня математика всегда была темным лесом, китайской грамотой, то мне тетрадка представлялась книгой, полной мистических загадок. Все эти годы я не забывала ее, эту потерянную тетрадь, которая, казалось мне, хранит сокровеннейшие тайны моей сестры. С трепетом я раскрыла ее — цифры, буквы и символы сверху донизу покрывали страницу, в точности как отпечаталось в моей памяти. У Лилы был великолепный почерк. Меня восхищало, как сгущались чернила в завершении каждой цифры, словно Лила чуть медлила, прежде чем перейти к следующей, словно каждая цифра была для нее не просто частичкой целого, не фрагментом вычисления, но имела собственный характер, заключала в себе целый мир.

На первой странице бисерным почерком Лилы было выведено:

Математическое доказательство должно напоминать простое и четкое созвездие, а не беспорядочное скопление звезд Млечного Пути.

Г. X. Харди[22]

Под цитатой она набросала фломастером шесть звезд созвездия Лиры, соединила звезды зубчатой карандашной линией и подписала названия: Вега, Шелиак, Сулафат, Эпсилон, Аладфар, Аль Афар.

— Да кто про нее слыхал, про эту твою Лиру! — фыркнула я однажды, когда Лила сказала, что это ее любимое созвездие.

Растянувшись на прохладной, влажной траве за домом, мы глазели на небо. Осенью у Лилы начиналась учеба в старших классах, а сейчас было лето; у нас в районе неожиданно вырубился свет (редкое для города явление), родители отправились спать, а мы посреди ночи потихоньку выскользнули во двор, разлеглись на травке, уплетали пирожные и строили планы на будущее. Я хрустела карамельной посыпкой, слизывала тающую на губах шоколадную глазурь. Вокруг звенела, стрекотала всякая живность. Такие звуки мне доводилось слышать только в нашем летнем домике на Русской реке, а в городе — никогда. Голоса ночи, запахи травы и жасмина, недавно посаженного мамой, — все переплелось, мы словно очутились в ином мире.

— Орфей получил лиру от самого Аполлона, — начала Лила. — Когда Орфей играл на ней, даже животные замирали, завороженные красотой музыки. Однажды его жену Эвридику укусила змея и она умерла. Орфей очень горевал. Не ел, не спал, все думал о своей прекрасной погибшей жене. А потом взял да и отправился в царство мертвых и сыграл на лире Плутону и Персефоне. Король и королева подземного царства, как все, не смогли устоять перед его волшебной игрой и разрешили Орфею увести Эвридику на землю, к людям. Но с одним условием…

Я затаила дыхание. Звезды, кромешная темень не освещенной электричеством ночи; новый, неузнаваемый облик знакомого кусочка нашего мира, и мы с Лилой под звездным небом, бок о бок — как в сказке. Должно быть, она тоже это почувствовала, потому что потянулась ко мне и взяла за руку.

— С каким условием? — прошептала я.

— Он не должен был оборачиваться, пока не покинет царства мертвых, не то Эвридику заберут.

— И что было потом?

— Он долго крепился. Шаг за шагом, взяв жену за руку, вел ее на землю. Они уже почти дошли, и тут Орфей не выдержал — ему захотелось сию минуту увидеть красоту Эвридики, и он обернулся.

— И что тогда?

Не должны боги особо придираться, думала я. Все-таки парень почти всю дорогу держался. И уж очень жену любит.

— Орфей протянул к ней руки, чтобы обнять, но Эвридика выскользнула из его объятий и унеслась в мир теней. И Орфею пришлось возвращаться на землю одному. А дома, в своей родной Фракии, оттого что во второй раз потерял жену, он так затосковал, что вообще перестал замечать женщин. Те разозлились и побили Орфея камнями, потом разорвали на части, а голову и лиру зашвырнули в реку.

За забором что-то зашуршало, и я покрепче уцепилась за руку Лилы.

— Зевс достал лиру из реки и забросил на небо, — закончила рассказ Лила. — Иди-ка сюда.

Я торопливо подползла поближе, а она подняла руку, не выпуская моей, и указала на небо.

— Где кончик пальца, там Вега. Видишь?

Я изо всех сил старалась разглядеть звезду, но их было превеликое множество, и все жутко далеко — как же угадать, в какую именно она тычет пальцем?

— Верхний правый угол Летнего треугольника, вторая по яркости звезда Северного полушария. Найдешь Вегу — найдешь Лиру[23].

Мы долго лежали. Я даже задремала. Потом открыла глаза — надо мной склонилась Лила с влажными от ночной росы волосами.

— Вставай, — шепнула она, нащупывая мою руку.

Через день или два вскоре после исчезновения Лилы я вышла во двор и попыталась отыскать Вегу. Легла на траву, как тогда, в детстве, но ярко горели огни города, и различимы были всего несколько звездочек. Я вглядывалась в небесную мглу, высматривая вторую по яркости звезду Северного полушария, и когда, как мне показалось, обнаружила ее и повела мысленную линию к левой верхней точке созвездия Лиры, моя звезда вдруг тронулась с места. Это была не Вега, а всего-навсего спутник.

Прошло много времени с тех пор, как Лила поведала мне о Лире, вообще — с той поры, как мы говорили с ней о чем-либо мало-мальски стоящем. Я уже чувствовала — случилось нечто ужасное, но даже вообразить не могла, что Лилы больше нет. На следующий день раздастся звонок из Герневилля.

Для меня самое тягостное в истории Орфея не то, что он дважды потерял Эвридику, а то, что, когда она ускользала от него во второй раз, он был не в силах дотронуться до нее. Мы с Лилой, когда были маленькими, постоянно прикасались друг к другу — заплетали друг дружке косички, возились на полу, танцевали под старые мамины записи. Но мы взрослели и все реже касались друг друга. В конце концов прикосновения ограничились случайными столкновениями в коридоре, ну иногда еще я нарушала незримую границу, положив руку ей на плечо, чтобы вывести из задумчивости. В отличие от меня, Лила не была ласковой. В тех редких случаях, когда я хотела обнять ее — в день рождения, при прощании в аэропорту перед ее отправлением на очередную математическую конференцию, — я чувствовала, как она подсознательно упирается.