Читать книгу "Белый лебедь - Линда Френсис Ли"

— Я разведу огонь, чтобы стало теплее, — проговорила Маргарет и отошла, вытирая руки полотенцем.

Грейсон ни разу не пошевелился с тех пор, как положил собаку на пол.

— Я сам это сделаю, — вдруг произнес он. Женщины посмотрели на него с таким удивлением, как если бы он вдруг заговорил на неведомом им языке.

— Я разведу огонь, — повторил он властным тоном. Софи посмотрела на него нахмурив лоб, словно пытаясь что-то понять, и указала на аккуратную стопку дров.

— Растопка вон там. — И она снова занялась собакой. Он с минуту смотрел на нее, на ее ласковые руки, умелые, но осторожные прикосновения, с которыми она обрабатывала раны. Неожиданно из давних лет явилось воспоминание. Он был маленький, не старше четырех-пяти лет, и на улице его поколотили смеющиеся мальчишки постарше. Ему было больно, из носа текла кровь, а по щекам катились слезы. Тогда его отец, возвышаясь над ним, точно великан с сердитым лицом, запретил ему плакать.

Грейсон поднялся с земли, но когда он хотел пойти к матери, отец не пустил его.

— Только младенцам нужны материнские нежности.

В конце концов он сам обмыл пораненные места в ванной наверху, по его разбитому лицу текли слезы, еду по приказанию отца ему принесли наверх, словно он сделал что-то дурное. Царапины и раны зажили. И он никогда больше не плакал.

Грейсон не понимал, почему у него так странно бьется сердце и почему он вдруг вспомнил тот эпизод, почему воспоминания нахлынули на него именно сейчас. Отец обязан научить сына быть мужчиной, быть сильным и смелым. Грейсон стал таким, как хотел его отец.

Вдруг он удивился: почему он все еще здесь? Ему это не нужно, он этого не хочет. Возмутительное поведение, странствование по свету со свитой прихлебателей — и вот теперь она самозабвенно возится с какой-то собакой, которая неминуемо издохнет. И в эту минуту он окончательно понял, что ему нужна не такая жена.

Ему нужен упорядоченный мир, серьезная работа, теплый спокойный дом, куда хотелось бы возвращаться по вечерам. Ему нужна жизнь, которую он строит вот уже пятнадцать лет.

Но сердцебиение не прекращалось, и он резко повернулся и со злостью бросил в огонь полено.

Когда больше уже ничего нельзя было сделать, Маргарет и Софи, усталые, прислонились к стене. Потом Маргарет ушла, и когда Софи сказала ему, что ей больше ничего не нужно, он долго смотрел на нее, говоря себе, что он должен уйти. И он заставил себя уйти.

Он медленно брел по улице, возвращаясь в отель и заполнив свой ум настороженной пустотой. Он сосредоточился на узкой кровати в ограниченном пространстве номера. Ему пришлось воспользоваться маленьким тазиком, имевшимся в его комнате, пока ванна в конце коридора наполнялась горячей водой.

Он раздраженно скривился, а потом его губы сжались, когда воспоминания овладели им, напоминая о давних днях в мансарде, где он впервые увидел грязные коридоры и общие ванные, в которых ржавая вода текла тонкой струйкой, и познакомился с разными мошенниками, которые украли бы у него бритву с такой же легкостью, с какой воспользовались бы ею, чтобы перерезать ему горло. Хорошо, что в шестнадцать лет ему не очень часто приходилось бриться.

Он попробовал рассмеяться собственной шутке, но ничего не получилось.

Он направился в маленькую гардеробную при номере, чтобы переодеться, и обнаружил, что у него осталась последняя пара брюк и одна рубашка.

Его охватило отчаяние, но не из-за отсутствия одежды. Слишком много воспоминаний. Его жизнь как-то вдруг вышла из повиновения.

С таким положением дел нельзя мириться. Но чего же он хочет? Что он хочет от Софи? Ответа у него не было.

Он всегда был человеком быстрых решений. Однажды приняв решение, он претворял его в жизнь и шел дальше. Но с тех пор как приехала Софи, он постоянно метался, не зная, на каком решении остановиться: жениться на ней или расстаться навсегда?

Он снова вышел из «Вандома», намереваясь отправиться в свой клуб. Он не желал думать ни о Софи, ни о собаке, ни о прошлом.

Но, сам того не желая, он свернул к «Белому лебедю», словно бабочка, летящая на огонь.

Софи все еще ухаживала за собакой, и вместо того чтобы ехать в клуб, он пошел в свою контору в «Белом лебеде» поработать. Но никак не мог сосредоточиться. Он то и дело оказывался перед дверью в подвальное помещение.

Софи сидела в потоке света, который проникал в комнату через маленькое окно под потолком. Он смотрел, завороженный, как она прикасалась к собаке — легко, нежно. Ее пальцы скользили по шкуре на собачьем лбу, единственном месте, не пострадавшем от побоев. Она сейчас забыла о своих пальцах, которые каждый музыкант должен беречь.

Очень тихо, так, что Грейсон не мог ничего расслышать, она что-то шептала собаке, поглаживая ее по голове. Но он понял. Почему-то он понял — она действительно верила, что вылечит эту собаку. Бездомную. Искалеченную. Умирающую.

Он прошел в дальний конец прачечной. Софи оглянулась на него, в глазах ее стоял молчаливый вопрос. Он встретил ее взгляд решительно, подвинул к ней стул и сел рядом. Она коротко улыбнулась, взглянув на него устало, но признательно. И снова повернулась к собаке.

Больше Грейсон от нее не уходил.

День подходил к концу, когда по лестнице в прачечную спустилась мачеха Софи.

— Софи, ты здесь?

Софи обернулась, а Грейсон встал.

Патриция Уэнтуорт была, несомненно, красивой женщиной, гораздо моложе своего мужа и немногим старше самой Софи. Она стояла в дверях, одетая в темно-синее платье из тафты, под цвет глаз, и в дорогую синюю с коричневым шаль, похожую на кашемировую. Волосы у нее были цвета ночи, кожа белая и чистая, как миска со сливками. Грейсон видел ее всего один раз, еще до того, как она вышла за Конрада Уэнтуорта. Но, выйдя замуж, она покорила своей красотой бостонское общество и посещала самые изысканные светские приемы.

Патриция скривилась, обходя груду грязных полотенец, ее вышитый бисером ридикюль закачался на запястье. — Господи, что ты здесь делаешь?

Ни приветствий, ни объятий.

— Здравствуй, Патриция, — отозвалась Софи, и во взгляде ее мелькнуло что-то мрачное и страдальческое. Но это быстро исчезло, и осталась только улыбка. — Ты привела с собой девочек? — спросила она.

Патриция пошла к ней, стуча каблуками. Она куталась в шаль, словно защищалась от сумрака, царившего в прачечной.

— Нет, я не привела девочек. Ах, мистер Хоторн, я не заметила, что вы здесь!

— Здравствуйте, миссис Уэнтуорт, — отозвался он, коротко кивнув.

Патриция кокетливо поправила прическу, и ее губы растянулись в заученной улыбке.

— Сто лет вас не видела.

— С тех пор, как вы заходили в Хоторн-Хаус к моей матери, — ответил он холодно. Патриция Уэнтуорт не принадлежала к числу симпатичных ему людей.