Читать книгу "Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов"

Следующие за широкоплечим предводителем всадники носили шапки с малиновым атласным верхом и бобровой оторочкой, украшенные фазаньими перьями. Из-под грязных, выдававших долгие скитания, кунтушей виднелись щедро расшитые серебряным галуном жупаны.

На лужичан не похожи.

Кто такие?

Шовшур-аскер едва в затылок не полез пятерней, но вовремя опомнился — не стал при воинах растерянность показывать. И использовал потянувшуюся вверх руку правильно — перехватил висящую на темляке плеть-нагайку и взмахнул ею.

За ветром и топотом копыт он не расслышал скрип десятков натянутых тетив, но ни на мгновение не усомнился — короткие черные стрелы с подпиленными наконечниками нацелились в сердца пятерых врагов.

Русоголовый — скорее всего именно он и был почуянным Улуу-меге чародеем — бросил повод на шею коня, поднял обе руки ладонями вперед. Жест, во все времена и у всех народов призванный показать мирные намерения. Если бы Шовшур-аскер поверил ему! Но нет. У аранков и у самих в чести были военные хитрости, и обман лупоглазых северян чести не уменьшал, а напротив — прибавлял. Ведь даже Саарын-Тойон не раз и не два обманул мерзкого Муус-Кудулу. На войне как на войне.

Предводитель чамбула резко отмахнул нагайкой. Полсотни стрел сорвались в полет...

И упали, наткнувшись на невидимую преграду в двадцати шагах от цели.

«Йах! Вот колдун проклятый!» — подумал Шовшур и хотел крикнуть Улуу-меге, чтоб не дремал, но тот знал, что делать.

Десять змеистых бело-голубых молний рванулись к русоголовому. Потянулись жадно, как руки богача к брошенному без присмотра добру.

Все та же преграда остановила их, отклонила и направила в землю.

Клубы пара пошли от мокрой травы так, что шарахнулись кони северян.

Воины в жупанах с галуном втянули головы в плечи. Видно, не до конца верили в мастерство своего командира. Но он оставался спокоен.

— Стойте, храбрые аскеры! — выкрикнул чародей и, подавая пример, осадил коня.

Говорил русоголовый на наречии кочевников — или, как сказали бы в правобережной степи, на настоящей речи — достаточно хорошо. Неужели гостил в становищах и кочевьях раньше? А может, ему и в самой Ачук-Орде, где живет Алтын-Хан, младший внук самого Саарын-Тойона, бывать довелось?

— Стоять! — коротко и зло бросил Шовшур-аскер.

Аранки натянули поводья, аж кони присели на задние ноги.

Замерли. Стрелы по-прежнему наложены на луки. Достаточно одного неверного жеста, одного подозрительного слова и...

— Храбрые аскеры! — проговорил русоголовый. — Славные степные воины! Слыхал я, старейшины ваших родов говорят: враг моего врага — мой друг. Не правда ли? — Он сделал выразительную паузу. Усмехнулся. — Уважаемый аскер, прикажи воинам, которые заходят ко мне и моим людям со спины, остановиться. Иначе многие матери в кочевьях аранков будут оплакивать сыновей.

— Дье бо! (Ну да!) — недоверчиво воскликнул Шовшур.

— Хочешь проверить? — недобро прищурился волшебник.

— Бучай!!! — Если возникала необходимость, Шовшур-аскер мог перекричать скачущий табун или степной буран. — Стой, Бучай!

Русоголовый кивнул одобрительно. Продолжил:

— Может, поговорим, сойдя с коней, у костра?

— Почему я должен говорить с тобой, северянин?

— Потому, что я предлагаю тебе военный союз.

— Йах! Зачем мне союз с тобой?

— Ты слишком непонятлив для водителя десятков аскеров...

— Сердце лисицы, жало гадюки! — Улуу-меге поравнял пегого лохмача с вороным Шовшур-аскера. — Зачем ты явился, земное воплощение Муус-Кудлу?

Волшебник внимательно оглядел сухого скуластого старика, продубленного солнцем и ветром бескрайней степи. Скривился. Выплюнул перекошенными губами:

— Песья кровь! Ты заплатишь за свою наглость!

Он стремительно выбросил вперед правый кулак, раскрывая его ладонью к Улуу-меге.

Шаман вылетел из седла. Перекатившись через круп пегого, грянулся о землю. Вскочил, потирая ушибленное плечо.

— Сдохни, стервятник!

Улуу-меге присел, словно намереваясь прыгнуть на врага и вцепиться ему в глотку скрюченными от ярости пальцами. Его окутало розоватое сияние — как будто малую толику крови растворили в ключевой воде. Шаманы, последовавшие за ним в поход, восхищенно зашумели. О таком в степи лишь сказки рассказывали да пели шастры. Сам Шовшур-аскер никак не ожидал от худосочного Улуу-меге подобной прыти. Едва заметное сияние свидетельствовало об огромном количестве волшебной силы, которой сумел воспользоваться шаман. Обычно лишь посвященный в тайное знание мог наблюдать магический поединок, но не простой воин.

Перед грудью Улуу-меге начало возникать прямо из воздуха призрачное копье. Не легкий дротик, который можно метать во врага, и не пика для конной сшибки. Тяжелое копье с окованным сталью древком, широким листовидным наконечником, дающим возможность не только колоть, но и рубить. Подобные копья не в чести среди воинов-степняков. Лишь герой преданий, легендарный прародитель аранков Нюурун-тойон, сражаясь против Муус-Кудулу, пользовался им. Не потому ли Улуу-меге, обозвав чужого колдуна земным воплощением владыки Нижнего Мира, прибег к древнему оружию?

Шаман стягивал из стылого воздуха капельки тумана и дождинки, остужал их и соединял в ледяное копье. Длинное, острое, смертоносное.

Чтобы создать оружие, ему потребовалось совсем мало времени. Мужчина не успел бы и чашу араки осушить...

А потом копье рванулось вперед, в грудь презрительно опустившего уголки губ северянина.

Чужак остановил колдовство Улуу-меге так же легко, как останавливал перед этим молнии его учеников. Просто сгустил воздух вокруг вначале до вязкости воды, потом сметаны, а потом и камня.

Шаман-аранк видел это столь же хорошо, как вошь, ползущую по рукаву шапана. И понимал, что, расправляясь с ним, русоволосый затратит не больше времени, чем на убийство вши.

Покорность судьбе не в обычаях кочевников, но сила солому ломит. Только надежда сохранить остатки чести и боязнь потерять лицо перед чамбулом соплеменников заставляла Улуу-меге сопротивляться. Он напряг все силы, чувствуя, как от натуги обрывается что-то за грудиной, и толкал, толкал копье льда в сердце врага. Глаза его налились кровью, жилы на шее и на висках вздулись черными жгутами.

И ему удалось!

Копье подвинулось вперед. Вначале на ладонь, потом на локоть, на аршин...

Шаманы одобрительно загудели, даже Шовшур-аскер стиснул рукоятку плети, переживая за соплеменника.

Северянин оскалился, его тоже охватило сияние. По-прежнему поднятая ладонь вдруг сжалась в кулак, который крутнулся и прянул вперед. Будто в рукопашной схватке.

Ледяное копье подскочило вверх на добрых полторы сажени, закрутилось, как сабля в руках удальца-асекра, и полетело в обратном направлении, ударив Улуу-меге под коленки. В некоторых становищах гаутов, близких к горам, детвора играет в похожую игру, сбивая старые, выбеленные ветром черепа врагов длинными палками. Старейшины аранков такое глумление над останками — пусть даже и вражескими — не одобряли, и игра не прижилась. Даже в своенравном и жестоком клане Росомах.