Читать книгу "Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов"

Да и как скакать, когда коней беречь надо?

Нет коня — нет аскера. Лужичане, конечно, не такие лихие молодцы, как аранки или, к слову сказать, те же гауты, но помнят с какого конца за саблю браться. В миг нагонят и объяснят беспечным острой сталью, что не следует на чужое добро зариться.

Потому семь десятков воинов, следующих за Шовшур-аскером, как за вождем, не кричали и не пели, не вертели саблями над головами и не показывали лихость, прыгая вокруг коня, хотя каждый, без сомнения, мог на полном скаку шапку с земли подобрать.

Упиваться степным воздухом тоже особого желания не было. От раскисшей земли и суставчатых, поникших трав пахло прелью и сыростью.

А ведь совсем недавно еще, в месяце Падающих Звезд, который лужичане зовут вреснем, а угорцы — яблочником, днем солнце сияло ни в чем не уступая летним погожим месяцам, а ночное небо радовало глаз россыпью звезд и слетающими с саженной сабли Саарын-Тойона искрами. Каждый год точит Небесный Отец свой клинок, с началом холодов ожидая вторжения черной орды нежити — полчищ Муус-Кудулу.

Чамбул Шовшур-аскера вышел в поход уже давно. Пастбища и охотничьи угодья клана Сайгаков далеки от Великой Полуночной Реки, за которой начинаются земли лужичан. Больше десяти дней скакали они по правобережью. Миновали края, где пасут коней, овец и остророгих коров клан Коня и клан Джейрана, клан Волка и клан Тарбагана. Оставили по левую руку урочища и предгорья Грудкавых гор, обжитые коварными и беспощадными Росомахами. Реку пересекли почти не таясь — этим летом порубежной страже Великих Прилужан не до границы. Свои со своими грызутся. Потому-то и решил Шовшур-аскер разжиться чужим добром, потрепать изнеженных соседей за тугую мошну.

Старики рассказывают: раньше нелегко было ходить в северные земли за добычей. Жители левого берега Великой реки не только сталью сражались, но и весьма искусно чародейством пользовались. Запросто можно было в неприметном и незащищенном ничем, кроме плетеной загородки, селе нарваться на огненные шары и белые молнии, вздымающуюся волной землю и ледяные стрелы. Потому и пошел обычай брать с собой в походы опытных шаманов, которые смогли бы вражескому чародейству свое колдовство противопоставить. Почему-то волшебники кочевников значительно уступали в силе северянам. Приходилось брать количеством. Втроем, вчетвером одного лужичанского чародея завалить могли. Но уже во времена деда Шовшур-аскера что-то случилось в Прилужанском королевстве, и волшебники стали большой редкостью. Зато все как один теперь служили вместе с пограничными стражниками. И выучку улучшили не на шутку. Теперь аскеры вынуждены до десятка шаманов с собой таскать.

Предводитель аранков недовольно покосился на скачущего немного позади Улуу-меге — десятника шаманов. Морщинистый, коричневолицый старик годился аскеру в отцы, в любом деле имел свое мнение и вообще был каждому бурдюку затычка. Но десяток его удальцов-шаманов составлял внушительное подспорье а любом бою, и Шовшур-аскеру оставалось лишь радоваться, что волшебник не претендует на командование всем чамбулом.

Сейчас Улуу-меге скакал с полуприкрытыми глазами, как будто тусклое осеннее солнце, с огромным трудом проглядывающее сквозь плотную кошму облаков, слепило его. Но вождь чамбула знал, что не дневной свет заставлял шамана закрывать глаза. Осенний день сер, как летние сумерки. Притворяться, что тебя слепят жаркие лучи, нет необходимости. Улуу-меге смотрел по сторонам внутренним взором, доступным лишь приобщенным к волшбе. Он мог почувствовать не только засаду вражеского колдуна, но и пульсирующую ненависть притаившихся в овраге обычных порубежников, страх скрывающихся от набега поселян. А иной раз ощущал даже пробегающую мимо волчью стаю. Пусть смотрит. Почувствует что-нибудь, предупредит обязательно...

Словно услыхав мысли Шовшур-аскера, шаман открыл глаза и поднял руку.

— Что? — Воин придержал вороного коня, поравнявшись с гнедо-пегим косматым коньком волшебника.

— Чую!

Улуу-меге никто не мог упрекнуть в излишнем многословии. Обычно шаманы любят потрепаться у костра, особенно если пропустят чашку-другую араки, поучить жизни, показать, какие они умные и для племени полезные. Из Улуу-меге каждое слово приходилось тянуть на аркане, как дикого жеребца-трехлетку.

— Что чуешь? Говори, не томи!

— Чужой чародей. Сильный, однако.

Этого еще не хватало! Неужели разведчики порубежной стражи сумели найти их следы? Придется или принимать бой и с честью погибнуть, или удирать за реку несолоно хлебавши, без добычи, а после выслушивать насмешки прочих аскеров. Да Шовшур-аскер лучше на кинжал упадет!

— Откуда здесь чародей? Говори!

— Не знаю, однако. Нагоняют во-он оттуда... — Улуу-меге показал тощей, увитой черными жилами рукой, откуда именно.

— Нагоняют? Йах! Сколько с ним?

Шаман скривился, нехотя признаваясь:

— Не чую. Плохо. Сильный чародей. Только его чую.

— Йах! — Шовшур-аскер обернулся к воинам. — Эй, аскеры! Мы искали воинской славы, а она сама нас нашла! Готовьте луки! Бучай!

— Слушаю! — приблизился молодой аранк. Пускай по годам — юноша, но по делам — умелый и беспощадный воин.

— Отстанешь со своим десятком. Зайдешь врагу сзади. Или сбоку, как выйдет.

— Слушаю, Шовшур-аскер!

Протяжным свистом Бучай позвал своих людей. Они замедлили бег коней, а вскоре и отвернули в сторону.

— Улуу-меге!

— Да?

— Твои шаманы готовы?

— Да.

Они молча проскакали еще три полета стрелы.

— Улуу-меге!

— Да?

— Враги далеко?

— Близко.

— Совсем близко?

— Да. Совсем. — Шаман пристально вглядывался в туманную дымку по левую руку от вытянувшегося в длинную колонну чамбула. Чмокнул узкими губами. — Вот они.

Из тумана возникли силуэты пяти всадников.

— Пятеро? — опешил Шовшур-аскер. Даже не сдержал недостойного истинного воина удивления и волнения.

— Пятеро, — пожал плечами Улуу-меге.

— Который чародей?

— Спроси лучше, сколько звезд на небе.

— Йах! Придется всех убивать.

По его команде чамбул сократил и без того неспешную рысь, разворачивая коней головами навстречу незнакомцам, так, чтобы образовать широкий полукруг с подручными Улуу-меге в вогнутой части.

Лужичане (а кто иной еще мог так вольно скакать по левобережным степям?) приближались неторопливо. За оружие не хватались.

У всех, как на подбор, рослые буланые кони.

Впереди ехал высокий широкоплечий мужчина средних лет. В черном жупане и плаще с волчьей опушкой. Темно-русая голова не покрыта шапкой несмотря на мелкий холодный дождик, лицо обрамлено тонкой бородкой по краю нижней челюсти. Волосы до плеч, в отличие от большинства северян, стригшихся в «кружок». Кочевники, заплетавшие волосы в длинные косы, свято верили, что в них заключена сила аскера — обрежь и бери его голыми руками, поэтому обычаев соседей не понимали и презирали их за это.