Читать книгу "Рыбки в пятнах света - Рику Онда"

раз извините. Работа.

– Ничего, ничего.

Понимающе покачав головой, я спросил его о рингтоне.

Он немного смутился.

– Ребенку нравится эта мелодия. Мальчишка еще плохо говорит, но, когда она играет, старается петь вместе с отцом. Никогда не думал, что она станет такой популярной. Я просто выбрал ее в смартфоне.

– Ого! У вашего мальчика хороший вкус, – встряла в наш разговор Аки. – Интересно, почему ему именно эта мелодия понравилась? Ведь в смартфоне есть много других.

– Наверное, медленная музыка детям больше нравится. А в последнее время все норовят сочинить что-нибудь побыстрее да позаковыристее.

Я поддакнул ему и без всякой задней мысли выдал:

– Вот как раз на эту тему… У нас дома были здоровенные стенные часы. Замечательные, как раз из дедушкиного времени. Я был еще маленький, когда они сломались, прямо как в той песне. И так и остались висеть на стенке, превратились, так сказать, в предмет интерьера. На них такая интересная резьба была, смесь японского и западного стиля. Как в храме Тосёгу в Никко. Я каждый день их рассматривал.

– О! Это уже антиквариат сейчас.

Мой рассказ заинтересовал проводника.

– Да. Такие большие и старые.

Его взгляд плавал, ни на чем не задерживаясь.

– Похоже, часы очень редкие.

* * *

Так вот оно что! Я потрясен и еле сдерживаю накатывающие на меня эмоции.

– Вот, значит, в чем дело!

– В чем?

Она снимает руки с колен и наклоняется вперед.

– В настенных часах. Какой же я идиот! Разболтал ему о часах, которые были в доме маминых родителей.

Это настоящий шок. Я слезаю с подоконника и возвращаюсь к ней.

Она смотрит на меня с тревогой – видимо, я побелел как полотно. Дорогое, милое лицо. В груди что-то кольнуло.

– Часы?

Взгляд ее блуждает. Я разочарован – она не разделяет моего смятения. Откуда это безразличие? Ведь я совершил такой грубый промах.

– Неужели ты не помнишь? – начинаю объяснять я взволнованно. – Большие часы висели в коридоре, как раз в углу. Они не ходили, но были великолепные. Настоящий антиквариат. Шикарная вещь, только краска немного облупилась, – зато какая резьба украшала верхнюю часть! Я правильно сказал: прямо как в Тосёгу, в Никко. Он их точно видел, когда был в доме маминых родителей. Поэтому, когда я о них заговорил, он понял, что это те часы.

Ведь это очень редкая вещь.

Как можно быть таким идиотом! Вот тогда он о нас все и понял. Из-за моей болтовни.

– Ну надо же было так лажануться! А я ведь так старался быть осторожным!

Я чуть не рву на себе волосы, а она просто тупо смотрит на меня.

Словно не понимает, о чем я говорю.

Неужели до нее не доходит, как все серьезно? Как так можно?!

Однако недоумевающее выражение не сходит с ее лица.

– Настенные часы?

Голос ее хрипит и звучит как-то странно.

Тиаки медленно качает головой:

– Я не помню из детства никаких часов.

Глава 12

Я чувствую себя не в своей тарелке, когда речь заходит о прошлом.

С какого времени? Да, пожалуй, с самого начала.

Каждый раз, когда он заводит разговор о детстве, мне становится не по себе.

Я испытываю беспокойство, меня словно колют иголками, а куда – понять не могу. Я долго подавляла в себе эти ощущения.

Нет ничего удивительного в том, что я мало что помню о раннем детстве. Так я говорю себе всякий раз, когда он начинает рассказывать, какая я была маленькой. В душе меня корчит от таких разговоров.

Представить не могу, что это обо мне.

Вот что я думаю по этому поводу, если честно.

А может, все, что он говорит обо мне, на самом деле касается кого-то другого. Кто знает?

Такая мысль часто приходит в голову.

Или же я просто не помню. С тех пор как меня удочерили, у меня не было возможности проверить какие-то факты с помощью родителей. Поэтому когда он говорит, я просто слушаю и молчу.

Я смутно помню, что в нашем доме был еще один ребенок. Он все время плакал, чем сильно доставал меня. Я даже не знаю, мальчик это был или девочка, и у меня нет никакой уверенности, что этим ребенком был Хиро.

А вот он всегда уверен во всем на сто процентов, и мне становится стыдно и обидно, что я ничего не помню, поэтому приходится только слушать, что он говорит, и убеждать себя в том, что это все-таки был он.

Еще я абсолютно не помню скрипящие сабо, о которых он часто говорит. Хотя, по идее, в памяти хоть что-то должно было остаться, раз от них исходил такой скрип.

А теперь, когда он завел речь о настенных часах, я больше не могу сдерживать мучащую меня тревогу, и мои бурные эмоции вырываются на свободу.

Ведь мы больше не будем жить вместе, и у меня больше не будет необходимости мириться и терпеть.

* * *

– Ты не помнишь эти часы?

Он смотрит на меня, как на предательницу.

Хотя в выражении его лица заметно и чувство вины. Я мотаю головой.

– Совершенно не помню.

– Такая диковина. Сразу в глаза бросались.

– Ничего не помню. По правде сказать, у меня от детства почти никаких воспоминаний не осталось. Вот ты все хорошо помнишь, меня это вгоняет в стыд, поэтому я тебе и поддакиваю, а на самом деле не помню ничегошеньки.

Услышав мое признание, он уставился на меня, пытаясь определить, говорю ли я правду или вру.

– Может, это из-за того, что тебя взяли в другую семью? Ты изо всех сил старалась привыкнуть к новому дому и на уровне подсознания забыть о том, что было до этого, – и добавил, будто извиняясь: – Или у тебя появилось столько новой информации, что она вытеснила все прежние воспоминания.

В чем он видит свою вину?

– Думаешь, такое возможно?

– Так или иначе, у нас нет общих воспоминаний, – бормочет он.

Голос его печален. Я чувствую себя не в своей тарелке, но что делать?

Он закуривает еще одну сигарету.

– В любом случае он все понял из моих слов. Так что я облажался по полной.

– Я даже не знаю…

Наступает тягостная тишина.

Я не раз испытывала неловкие минуты, но сейчас между нами повисает ужасное, поистине гробовое молчание.

Меня охватило отчаяние.

Получается, у нас не было ничего общего. И не могло получиться. То, что мы считали общим, оказалось иллюзией. Что мы делаем сейчас здесь, в этом месте? Вместо