Читать книгу "Приключения Буратино (тетралогия) - Алексей Брусницын"

сердце Америки». Сам охранять сердце не остался и улетел на вертолёте в неизвестном направлении.

Благодаря естественной убыли населения гарнизона и рачительному подходу к расходованию припасов, который применял первый комендант, пищи хватило на семь лет вместо расчётных пяти. Потом продукты кончились, и комендант был низложен. К тому времени люди настолько друг другу надоели, что каннибализм показался им прекрасным способом продлить служебный стаж. Очередной командир гарнизона декларировал людоедство как единственный способ выполнить приказ и передать золото в достойные руки.

Сначала съели самых слабых, потом начали жрать всех подряд.

Как любой человеческий коллектив, оказавшийся на грани вымирания, гарнизон поделился на две враждующих стороны по формальному признаку: на одних была армейская форма, а на других форма полицейских монетного двора. Конфликт нарастал постепенно, пока не вылился в кровавую резню, в которой предсказуемо победили военные, обеспечив себя едой на полгода.

Последняя внятная запись в журнале, сделанная через восемь лет после начала великого сидения, гласила:

«Я, сержант Персиваль Стейн, принимаю на себя командование гарнизоном золотохранилища Форт-Нокс, поскольку остался последним выжившим. Трупа предыдущего коменданта гарнизона хватит мне максимум на месяц, после чего я очень скоро присоединюсь к отряду призраков, охраняющих эту мрачную сокровищницу.

Как же хочется верить, что это проклятое золото ещё послужит хорошим людям. Не зря же мы охраняли его столько лет.

Вот цифры, которые были известны нам, Хранителям, остальные вводите сами, если удастся раздобыть последнюю четвёртую часть комбинации, которую знает кто-то в правительстве».

Далее следовали четыре группы чисел по шесть знаков и бессистемные предсмертные причитания и сожаления, что сержанту не дали умереть в соседней Вирджинии, в кругу семьи и с видом из окна на атомные грибы.

Недостающие цифры взять было неоткуда и полуметровую дверь из закалённой стали пришлось два часа резать лазером. Золото оказалось на месте, шесть с половиной тысяч тонн, что покрывало чуть менее трети потребности фотонного двигателя «Луча надежды» в предстоящим перелёте.

Челнок мог поднять с Земли в космос около полутора тысяч тонн груза. Поэтому решено было устроить временный склад на околоземной орбите. Смысл заключался в том, чтобы потом, когда необходимые двадцать тысяч тонн будут там саккумулированы, можно было бы погрузить их в челнок и единомоментно доставить на «Луч надежды». На орбите сила тяжести такова, что грузоподъёмность челнока ограничена только объёмом его трюмов, а плотность золота настолько велика, что оно занимает весьма скромный объём даже при таком огромном весе. Бруски золота упаковывались в прочные металлические сети, которые сцепляли вместе уже в открытом космосе. Когда сделали последнюю четвёртую ходку, уже наступила глубокая ночь. До утра было решено остаться на орбите.

Оказавшись в первый раз в космосе и увидев планету целиком и Солнце, на которое можно было смотреть только через мощные светопоглощающие фильтры, а также мириады звёзд в абсолютно чёрном пространстве, Надежда смогла произнести лишь следующее:

– Спасибо, Камиль. Если бы не вы, я бы никогда не узнала, как на самом деле прекрасен мир.

Девушку очень огорчила история гарнизона Форт-Нокса. Она даже всплакнула, читая перевод летописи на русский, который дал ей Камиль. Она пожаловалась, что наверняка не сможет уснуть от переизбытка противоположных эмоций этого дня, буквально раздирающих её душу на части.

Чтобы отвлечь от грустных мыслей, Камиль решил поместить девушку на ночь в медицинскую капсулу, которая могла погружать человека в гипносон даже без биочипа в голове. Сам же впервые за много-много лет решил уснуть естественным физиологическим образом, а перед сном подумать. Кроме того, он не хотел путать тонкие чувства, которые начал испытывать к Надежде, с невструевской влюблённостью в Стейси.

Глава 11.

Надежда проснулась со смешанными чувствами. За восемь часов сна она прожила целый день на Терра Нове – Камиль решил устроить ей такую экскурсию. Вернее, даже не день, а шестнадцать астрономических часов, потому что день на светлой стороне планеты находящейся в приливном захвате её звезды, длится вечно и времяисчисление ведётся там циркадными земными сутками.

– Ну что, как вам наша жизнь, Надя? – Камиль помог ей выбраться из капсулы.

– С одной стороны, хорошо. Чистенько, технологичненько, красиво. Я поначалу просто обалдела…

– А что же потом?

– Не знаю, стоит ли говорить. Не хочу вас обидеть…

– Бросьте. Мне интересно.

– Ну хорошо. Как бы вам объяснить… Зима, снег, – казалось бы, как замечательно было бы очутиться там из нашего лета, но не так же, чтоб в носу сопли замерзли. Ни с горки съехать, ни в снежки поиграть…

– Было вовсе не обязательно выбираться наружу без скафандра.

– А я и не выбиралась. Я образно пытаюсь объяснить… Ну тогда так. Была я в этом вашем замечательном единственном музее. Коллекция картин и скульптур, вывезенная с Земли, прекрасна, но то, что было создано уже на Терра Нове, меня не особенно впечатлило. Может быть, я чего-то не понимаю, но от этих ваших шедевров веет холодом.

Надежда сделала паузу, чтобы посмотреть на реакцию Камиля.

– Продолжайте.

– Люди красивые, приветливые, но тоже какие-то холодные. Вроде улыбаются, а глаза как ледышки. Вечером ко мне один там подкатывал в аромобаре… Я ему, конечно же, отказала, а он не обиделся даже, – удивился. Посмотрел на меня как на ненормальную. А я не понимаю: как это так без любви можно? Нанюхаться и кайфовать. Прожигаете свои вечные жизни… Камиль, вы не обижаетесь?

Она настороженно посмотрела на него.

– Да нет. Вовсе нет! Я сам думал о чём-то подобном… Меня, знаете, что удивило? Я напрягся, когда вы начали рассказывать про этого типа в баре. Мне бы почему-то не понравилось, если бы у вас что-то с ним произошло.

– Ну что вы стесняетесь? Ревнуете? Так и скажите! – она улыбалась, но как будто хотела этого признания.

Несмотря на соблазн признаться в своих чувствах, он ответил:

– У нас не принято ревновать ни к людям, ни тем более к снам. У нас вообще не принято ревновать. Больше скажу: ревновать – это стыдно.

– А у нас принято. Да ещё как. И к снам, и к фонарным столбам. И я не считаю, что это плохо. Ревность – это же обратная сторона любви, – и тут её осенило: – Вот! Именно! У вас есть всё кроме любви. И потому так холодно…

Тут в пустоте медицинского отсека послышалось вежливое покашливание.

– Не хотел прерывать вас и немного подслушал. Простите, – прозвучал голос капитана. Камиль, увлечённый разговором с Надеждой, пропустил начало утреннего сеанса связи. – Вы правы, милочка. Когда у нас искоренили ревность, почти тогда же