Читать книгу "Приключения Буратино (тетралогия) - Алексей Брусницын"

было рот, чтобы возразить, но он не дал ей этого сделать. – Мне тут жена сообщила, что на неделю в Грецию уезжает и великодушно позволяет мне пожить в нашей квартире это время. Поэтому имею честь пригласить вас в гости, мадам.

– Ну вот. Гости начались… Скоро с родителями, наверное, познакомишь. А потом и до свадьбы недалеко.

– А почему бы и нет? Что нам мешает?

– То, что ты совсем недавно развёлся. Даже официально не расстался с женой. Ещё не пережил травму. Ничего хорошего на этом фоне у нас не получится.

– На самом деле расстались мы давно. Просто по инерции последнее время вместе жили. К тому же день в космосе за месяц идёт. Так что всё у нас получится, если захотим.

– Хорошо, Александр. Я найду повод устроить вам сегодня выходной от гипносна. Например, ваша жалоба на возвращение эпизодов деперсонализации.

Всё это было произнесено весёлым, игривым тоном, но на самом деле никто из них не шутил.

Невструев расценивал случайное столкновение с компанией Golden Key как чрезвычайно для себя счастливое, ибо сделало оно все неприятности последних месяцев настолько далёкими, что воспринимались они теперь исключительно как события «из прошлой жизни». Как будто бы с ним произошла эдакая прижизненная реинкарнация. Но, как это ни парадоксально, воспринималось всё это совершенно логично, как будто бы он всегда к этому целенаправленно стремился. Он начинающий писатель, который участвует в эксперименте по развитию творческих способностей во сне. По здравому размышлению, он понимал, что его личной заслуги во всём этом мало и во всём этом много чудесного и невероятного, но общее ощущение было таким, как будто так всё и должно быть. И то, что им взаимно заинтересовалась женщина – успешный психолог, вполне укладывалось в картину этого его нового мира. Он был действительно не прочь предпринять шаги, способствующие развитию этих отношений.

Что же касается госпожи Копхилер, то к своим сорока годам она оказалась одинока. Но вовсе не из идейных соображений – несмотря на независимый нрав, она вовсе не была против брака. Просто не встретился ей на жизненном пути достойный мужчина. Не повезло, или ожидания были завышены. С возрастом планка эта начала опускаться, но и мужички стали попадаться всё захудалее. Было ей с ними скучно, и если не в диалоге, то в постели. Были и обратные варианты, но она не могла для себя определиться, какие отношения хуже: с неуклюжим умником или неугомонным придурком. В случае же с Александром скучать ей не приходилось. Кроме того, Невструев и внешне, и манерами напоминал её отца, и этот аргумент сразил её, как психолога, окончательно. Папа был неплохим, но мало кому известным поэтом, Стейси видела творческий потенциал в Невструеве и хотела помочь ему состояться на писательском поприще. Гипотетически она готова была выйти замуж за лейтенанта, чтобы в конце концов стать генеральшей. Единственное, что её смущало, опять же как психолога, так это его недавний развод.

У обоих, благодаря профессиональной деформации, был весьма избирательный и настороженный подход к людям. Друг другу они показались относительно нормальными психически, а следовательно, подходящими объектами для столь нужных обоим отношений. По сути, их поездка в Иерусалим явилась осознанной попыткой сблизиться и, по возможности, полюбить. И это им обоим удалось.

Александр решил сделать её приход в гости не менее запоминающимся, чем совместный визит в столицу еврейского государства. Сразу после обеда он уехал из Golden Key, раздобыл немного денег у знакомых, купил шампанского, фруктов, свечей и благовоний. В цветочном магазине нашёл чуть подвядший большой букет красных роз и приобрёл его со значительной скидкой, благо продавщица оказалась русскоговорящая.

Эти приготовления его несколько развлекли. Невструев не привык устраивать подобные мероприятия, за женой в своё время ухаживал без подобных заморочек. Нет, конечно же, не потому, что он не был достаточно романтичен, и тем более не потому, что чудесным образом предвидел их расставание в будущем и не слишком дорожил отношениями. Как-то раз в разгаре конфетно-букетного периода он даже устроил Анне свидание с ужином, официантом и скрипачом на крыше, но весь вечер его не оставляло чувство неловкости перед обслуживающим персоналом, делать вид, что он привык к VIP-обслуживанию, не получалось. Этот эпизод напрочь отбил у него охоту к банальной романтике, поэтому, например, ванны с лепестками роз так он ни разу и не организовал. Но в новой жизни Александр решился на эксперимент.

На первый взгляд, в квартире следов присутствия посторонних мужчин не наблюдалось. Однако в кухонном шкафу обнаружились два узких фужера для шампанского, то ли серебряный, то ли посеребрённый подносик и такое же ведёрко для льда. Всего этого раньше не было, только винные бокалы и рюмки. «Значит, старый, хрен Лозон всё-таки был здесь, – без ревности подумал Невструев. – Надо же, как удачно!»

Его вещи были аккуратно разложены по трём сумкам. То, что он заберёт их, было одним из условий, выставленных женой. Она так и сказала: «Можешь даже бабу привести, только вещи свои забери, а не то выкину!» Александр нашёл белую рубашку и строгую чёрную бабочку – вот, оказывается, для какого случая привезённую из России.

За полчаса до прихода Стейси он уставил чайными свечами в алюминиевых чашечках и усыпал розовыми лепестками дорожку в санузел. Выпотрошил в наполненную водой и пеной ванну букет, прилепил на двусторонний скотч свечи к бортам купели, поставил бутылку в ведёрко со льдом. Волновался при этом совершенно как школьник. Стейси опоздала всего на пять минут, но он за это время успел поседеть из-за переживаний насчёт того, что вода в ванной остынет, пена осядет, а свечи догорят. Тут ещё оказалось, что ведёрко пропускает воду… «И никакое это не серебро!» – понял Александр.

Стейси позвонила в дверь. Он крикнул «Войдите!» и спрятался на кухне, ощущая, как сердце колотится у него где-то в горле. Теперь он переживал о том, догадается ли Стейси, что ей нужно делать.

Она догадалась. С тихим смехом прошла вдоль свечной дорожки и вошла в ванную. Через пару минут он услышал плеск воды. Подождал ещё минуту. И с подносиком, на котором стояли два фужера, в одной руке и с ведёрком в другой подошёл к двери.

– Можно?

– Entrez, s'il-vous-plaît! – прозвучало с великолепным французским грассированием, а может, и с еврейским, Александр не особенно разбирался.

Он вошёл.

В Израиле ванны, скорее всего из соображений экономии, не такие глубокие и длинные, как, например, в России; из-под лепестков было видно гораздо больше Стейси, чем он рассчитывал. Её грудь и колени при таком освещении казались