Читать книгу "Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам"

Описывая ситуацию, сложившуюся в советском правительстве во времена Брест-Литовска, он предлагает читателям: «Представьте себя в положении (пассажиров) автомобиля, который остановлен вооруженными бандитами… Вы отдаете им деньги, паспорт, револьвер (как он и сделал). (Взамен) вы отделались от бандитской компании… и смогли спасти собственную шкуру».[448]

Однако, несмотря на опасность, которую таили в себе эти загородные поездки, Ленин продолжал ездить за город. В связи с ухудшающимся здоровьем начиная с 1921 года он все больше времени проводил в Горках. Теперь он не позволял себе слишком тяжелых нагрузок, а просто много гулял, собирал грибы. Как всякий русский человек, Ленин очень любил собирать грибы и легко отличал ядовитый гриб от съедобного.

Надо сказать, что в последние годы жизни не только состояние здоровья сказывалось на его растущей раздражительности. Казалось бы, после четырех лет тяжелейших сражений в России был мир и, предположительно, земля обетованная, называемая социализмом. При ближайшем рассмотрении мир и социализм оказались довольно иллюзорными. Бандитские нападения, крестьянские волнения в 1921-м и 1922 годах. Для их подавления приходилось использовать Красную армию. После кронштадтского мятежа Ленин всерьез задумался о возможности следующего мятежа. Он опасался, что моряки, «краса и гордость революции», по-прежнему представляют угрозу для большевизма.

Что касается социализма, то было бы смешно говорить об этом в России в 1921 году. Какой социализм? Ленин убеждал, что социализм – это государственный капитализм, а коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны, но для рядового рабочего все это было пустым звуком. Положение рабочего стало намного хуже, чем при царском режиме. В период военного коммунизма положение вроде бы несколько улучшилось, но это оказалось не более чем иллюзией. Теперь фабриками управляли буржуазные специалисты. После разгрома внутрипартийной оппозиции в январе 1922 года Ленин решительно заявил: «Любое вмешательство профсоюзов в управление (государственными) предприятиями… будет рассматриваться как вредное и недопустимое». Союзы, добавил он, должны тесно сотрудничать с государством. Старым рабочим это высказывание показалось удивительно знакомым. Не эту ли точку зрения отстаивал шеф царской полиции Зубатов? Рабочие должны уважать государство, своего друга и защитника, и не слушать агитаторов (тогда социал-демократов, теперь «рабочую оппозицию»).

На поверку все большевистские высказывания оказывались колоссальным обманом. При нэпе возобновилась частная торговля и спекуляция. Крестьянина заверили, что теперь он получил право самостоятельно распоряжаться излишками продукции. Ленин часто повторял: «Теперь мы заняли «командные высоты» в экономике, то есть мы владеем ситуацией в тяжелой промышленности, на транспорте». Кто такие «мы», в 1921—1922 годах могли не понимать только зарубежные коммунисты и газетчики. В послевоенной России каждый понимал, что «мы» – это партия и государственная бюрократия, которая уже приобрела черты и усвоила линию поведения правящего класса.

Большевики не сдержали обещаний, данных в революцию. Однако народ безмолвствовал. Пока еще рано было говорить об установлении тоталитарного режима, но внутрипартийные недовольства жестоко подавлялись. Самое удивительное, что с первых дней правления, когда Ленин пообещал мир, хлеб и землю, его режим приобрел популярность. Нэп принес видимое улучшение экономического положения. Крестьяне и «специалисты» считали, что именно Ленин уберег их от уничтожения и преследования в период военного коммунизма. Возможно, они с излишней долей оптимизма считали, что, пока Ленин у власти, они будут защищены от доктринеров и новых актов беззакония. Однако в то же самое время в партии его популярность заметно уменьшилась. Многие считали, что новая экономическая политика приведет к созданию мелкобуржуазной страны, а пролетариат обретет новые цепи. Противники олигархии и протекционизма, которые в 1921 году считали, что если бы «Ильич только знал факты», то был бы с ними, теперь не были в этом уверены. Кому-то казалось, что Ленин смотрит на все сквозь пальцы, что он главный враг внутрипартийной демократии, человек, который выгонит или посадит в тюрьму тех, кто посмеет не согласиться с его мнением. Самые близкие помощники и потенциальные преемники давно уже не рассматривали его как беспристрастного судью. В последние годы они все испытали на себе его растущую раздражительность и деспотизм. Самые близкие, вероятно, понимали, что, пока Ильич жив, он защищает их друг от друга, а партию от интриганства и разложения. Эту легенду они попытались сохранить и после его смерти, но самому Ленину в течение его последней болезни они практически не оказывали ни уважения, ни внимания. Медведев, бывший член «рабочей оппозиции», выразил, скорее всего, истинные чувства многих высших должностных лиц, которых Ленин поднял от незаметных агитаторов до невообразимых высот. «Смерть товарища Ленина, – написал он, – была самым тяжелым событием. Но все относительно в этом мире».[449]

Трагедия последних лет жизни Ленина заключается в том, что он начал сомневаться в самом себе и в коммунизме. Будь он законченным циником, ему бы ничего не стоило заявить об установлении коммунизма после окончания Гражданской войны. Коммунистическая партия у власти. Новая экономическая политика возродила российскую экономику. Стоит ли волноваться о прежних обещаниях, данных в Октябре? Возможно, это скорее оздоровило бы атмосферу в партии, чем поиски призрачного социализма.

Ленин пытался найти волшебную формулу до самой смерти. Он мастерски анализировал слабости старого режима, но чем было руководствоваться новому строю? Он признавался, что Маркс не мог помочь в решении этой проблемы. Учитель убедительно написал о противоречиях и тенденциях капитализма. А это была Россия 1921 года, и было непонятно, с чего начинать.

Новая экономическая политика была объявлена «всерьез и надолго». В октябре 1921 года нэп уже представлялся как «временное отступление». Еще через несколько месяцев Ленин заявил: мы остановили отступление. Так же и в отношении партии. Он обещал, что партией будут руководить компетентные, здравомыслящие люди. Прежние агитаторы и фразеры стали абсолютно бесполезными. Спустя какое-то время Ленин установил критерии для предстоящей партийной чистки, утвержденные X съездом партии. У многих товарищей они наверняка вызвали мучительное недоумение. Ленин считал, что с повышенной строгостью следует подойти к сотрудникам, «имеющим особые привилегии», то есть к тем самым «специалистам» и профессионалам, которых сам еще совсем недавно привлекал к партийной работе; к государственным служащим, работавшим до 1917 года, и другим руководителям и чиновникам.[450]

Короче говоря, с особой строгостью следовало подойти к членам партии, имевшим опыт и административные способности, а к «агитаторам и фразерам» относиться снисходительно. В свое время многих меньшевиков усиленно зазывали на государственную работу. Партия нуждалась в знающих экономистах и других профессионалах. Большинство из них продемонстрировали преданность партии. В 1921 году Ленин заявил: «На мой взгляд, среди меньшевиков, вступивших в нашу партию в начале 1918 года, не больше одного из сотни, кто может считаться членом партии, но даже этого одного следует проверить три-четыре раза».[451]