Читать книгу "Женщина-VAMP - Евгения Микулина"

Я открываю глаза и вижу над собой бледный квадрат незнакомого потолка с лепным карнизом. Я слышу за окном гудение машин. Москва – город, в котором этот шум не смолкает в любое время суток. Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с мерцающими нежными темными глазами женщины, которая мне снилась. И до сих пор снится?

Она улыбается уголками губ и поднимает руку, чтобы погладить меня по щеке. У нее такие холодные пальцы, и ее прикосновение так невесомо – словно на мою кожу опустились снежинки.

Я смотрю на ее бледное, хрупкое, невыразимо прекрасное лицо и говорю то, что чувствую, – говорю правду, которую не успел еще даже для себя осознать:

– Я люблю тебя.

Великолепно. Просто отлично: берем свое сердце и выкладываем перед ней на тарелочке, чтобы она могла его хорошенько рассмотреть, поковырять тонким пальчиком, может, даже разорвать пополам и заглянуть внутрь – проверить, как оно работает. Что еще она может сделать с моим сердцем – зачем оно ей, кроме как для удовлетворения любопытства? Я готов прикусить себе язык, но уже поздно. Это, впрочем, вполне в моем стиле – я же мастер необдуманных, спонтанных высказываний.

Она, однако, не смеется. Она закрывает на секунду глаза, и на лице ее мелькает странное выражение – словно мои слова причиняют ей боль. Но уже через мгновение она овладевает собой, встречается со мной взглядом и с легким вздохом вторит мне, как эхо:

– Я люблю тебя.

И хотя вот этого-то как раз совершенно точно не может быть, потому что не может быть никогда, именно теперь я окончательно осознаю, что не сплю. И все, что со мной – с нами – было, мне не приснилось.

Не сон. Ее ладонь на моей щеке в машине, ее слова о том, что она давно хотела прикоснуться ко мне, – не сон. Ее расширенные от желания зрачки, ее приоткрытые в ожидании губы – не сон. Ее поцелуй, ощущение ее холодных губ, которые каким-то образом обжигают, и от них невозможно оторваться, потому что это физически больно… Мальчишкой я однажды лизнул на морозе металлическую стойку качелей, и пристыл к ней, естественно, и порвал губу, стараясь освободиться. Я хорошо помню, как решался на это: знал ведь, что будет, всех детей об этом предупреждают, но не смог удержаться от соблазна узнать, КАК будет. Это повторилось, когда я поцеловал ее вчера. Я пристыл к ней навеки. Я навсегда прикован к ее обжигающе холодным губам и не хочу даже пытаться освободиться. Не потому, что будет больно, – хотя больно будет невыносимо. Потому, что это бесполезно, – мне все равно больше не понадобятся мои губы. Я никогда не буду целовать других женщин. Других женщин просто не существует. Это – не сон. Это ослепительная реальность моей новой жизни, которая возможна только рядом с ней.

Я целовал ее и слышал вокруг нас какой-то глухой рокот – смутный потусторонний гул. Наверное, это кровь шумела у меня в ушах – я сам понимал, что она мчится по моим венам с ужасающей быстротой. Но мне казалось, что этот звук – отголоски того, как рушится вокруг нас привычный мир и как собирается вновь, навеки измененный. Новый мир, построенный вокруг нас двоих.

То, как соскальзывал на пол белый мех норковой шубы, обнажая ее еще более белые плечи, – не сон. Контраст между ослепительной белизной ее кожи и темной кроваво-бордовой, цвета ее губ, тканью платья – не сон. Ее пальцы, избавляющие меня от одежды, ее легкие, быстрые, холодные прикосновения, оставляющие на моей коже огненные островки желания, похожие на ожоги, ее обнаженное тело, прижатое к моему – так, что я весь объят ледяным пламенем… Не сон. Мои руки, скользящие по ее гладкой прохладной коже, по ее груди, бедрам, шее, по спине и заставляющие ее вздрагивать от каждого МОЕГО прикосновения, – не сон. Ее губы, прижатые к моей шее – к тому месту, где бьется пульс, – и застывшие там на какое-то одно бесконечное мгновение, перед тем как она с усилием отрывается, чтобы прижаться лицом к моему плечу. Яростная жажда в ее глазах. Невыразимая печаль, с которой она повторяет мое имя. Сила, с которой ее тонкие руки обнимают меня за плечи, призывая опуститься вслед за ней на кровать. Стон, которым она приветствует соединение наших тел. Ее руки, сжатые в кулаки у нее над головой – ногти впиваются в ладони, словно она боится сделать этими руками что-то не то и останавливает себя на самом краю. Это она зря – мое тело с радостью примет все, что ей хочется с ним сделать, даже боль. Любую боль. Ее губы, сначала плотно сомкнутые, а потом искаженные странной гримасой страсти, – это почти оскал, он бы должен меня испугать, но только возбуждает сильнее. Судорога, проходящая по ее телу в момент оргазма. Не сон. Ее распахнутые, глядящие прямо мне в душу глаза. Мой ответ – мое полное, абсолютное опустошение, меня больше нет, я отдал ей всего себя, словно меня засосало в темную глубину ее зрачков. То, как дрожат мои плечи, когда я опускаюсь на нее во внезапно наступившей вокруг нас оглушительной тишине, и ее руки – все такие же холодные руки, – гладящие меня по спине. Не сон. Всё – не сон.

И это утро, утро нового мира, нашего мира, и ее взгляд, потрясенный, как будто и с ней произошло что-то невероятное, и ее ладонь, лежащая сейчас на моем сердце, – не сон.

Я немного напуган, но я улыбаюсь. А что еще делать человеку, с которым случилось чудо? Я зарываюсь пальцами в ее шелковые темные с красным отливом волосы. Моя рука дрожит.

– Я так счастлив. – Эти слова мелковаты для того, что я хочу выразить, они совершенно неадекватны масштабам моих чувств, но других я не знаю. Да и с любыми другими словами будет такая же проблема.

Она удовлетворенно вздыхает, придвигается поближе, чтобы прижаться ко мне, и произносит странную фразу:

– Это – самое главное.

Я хочу спросить ее, что она имеет в виду, хочу понять, что чувствует сейчас она. Но меня отвлекает тот факт, что ее кожа опять оказывается ледяной на ощупь. Неудивительно, что ей не до разговоров о счастье, – она просто-напросто замерзла. Я крепко прижимаю ее к себе.

– Ты совсем окоченела. Иди сюда – будем тебя греть.

Ее голова лежит у меня на груди. Она улыбается, закрыв глаза, и говорит насмешливо, напоминая мне о бородатом анекдоте:

– Графиня и при жизни не отличалась горячим темпераментом.

Я ерошу ей волосы:

– Дурочка. Ты замерзла, это правда, но я никак не могу пожаловаться, что ты была со мной холодна.

Марина приподнимается на локте, чтобы посмотреть мне в лицо – оценить его выражение. Похоже, ей нравится то, что она видит. Снова опустив взгляд, она объясняет:

– Я не замерзла, на самом деле. У меня просто пониженная температура тела. Всегда. Такая… м-м-м, генетическая особенность организма.

– Что-то серьезное? – Уровень тревоги в моем голосе удивляет меня самого. Я боюсь за нее – она такая хрупкая, и мне все время страшно, что она вот-вот почему-то исчезнет, и на этом фоне мысль, что она может быть больна, меня по-настоящему пугает.

Но Марина отвечает совершенно спокойно:

– Боже упаси. Просто генетика – у меня это с детства. С тех пор, как я себя помню. Мне это не доставляет никаких неудобств. Но тебе, наверное, рядом со мной неуютно?..