Читать книгу "Талант марионетки - Надя Дрейк"

– Нет-нет, мне правда пора, – заверила его девушка. Нравоучения тетки заранее зазвенели у нее в ушах. Как же хочется остаться!

Николь помахала ей на прощание. Себастьен вздохнул, смиряясь с неизбежностью:

– Ну я хотя бы провожу тебя!

* * *

Воздух в редакции журнала «Ле миракль» был тяжелым и спертым от сигаретного дыма и дыхания дюжины сотрудников, теснившихся в маленькой комнате. Даже распахнутые окна, в которые дул промозглый осенний ветер и долетали мелкие капли дождя, не спасали от въедливого запаха свежей типографской краски, крепких сигарет и не менее крепкого кофе. Шум, стоящий здесь, можно было услышать с улицы – нередко проходящие мимо запрокидывали головы, чтобы посмотреть, что происходит за окнами второго этажа кирпичного дома по улице Гренель. Грохот печатных машинок перекликался с голосами сотрудников: монотонное бормотание машинисток себе под нос заглушалось то громким смехом, то недовольными криками через всю комнату.

– Где прошлый выпуск?!

– Он у Клода на столе!

– Что он там делает?

– Никто не видел мой блокнот?

– Материал должен был быть готов полчаса назад!

– Вы слышали…

– Думерг… Барту… Эррио…[8]

Имена политиков перемежались с именами знаменитостей; новости со скачек чередовались с театральными премьерами; тут речь шла о письме Зиновьева, там – о конфликтах в Индии. В этом сумбуре одни выкрики старались заглушить другие, листы бумаги взметались фонтаном к потолку, а какой-то несчастный, оторвав голову от газеты, прокричал в воздух:

– Жаннет, сгоняй за кофе!

– О, а вот и Франсуа! – раздалось от двери.

Человек, которого назвали Франсуа, аккуратно протиснулся между двумя столами, за которыми болтали секретарши. Сбив шляпку самой разговорчивой из них, он отряхнул зонт и повесил его на крючок вместе с мокрым плащом. Под шляпой и плащом скрывался довольно молодой человек приятной наружности, одетый в самый обычный пиджачный костюм из шерстяного джерси. Лицо его могло показаться простоватым – широкое, с чуть курносым носом и веснушками на светлой коже, – но глаза смотрели пристально и внимательно, видя собеседника насквозь. Он провел пятерней по коротким русым волосам, которые топорщились ежиком, и с усмешкой оглядел привычный бедлам.

– А вас мсье Вер ждет, – проговорила одна из новеньких девушек, чье имя Франсуа никак не мог запомнить. – Ругаться небось снова будет…

– Ну-ну, – усмехнулся он.

Вместо того чтобы нестись к главному редактору, молодой человек присел за свой стол, переложил несколько листов, пробежал глазами утреннюю газету и только после этого нарочито медленно направился к заветной двери. В «Ле миракль» была лишь одна религия и одно божество, и оно сидело в своем святилище за тонкой ореховой дверью в окружении заваленных журналами стеллажей. Божество звалось Паскалем Вером, было лысоватым и огромным, как боров. От удара его кулака массивный дубовый стол трещал, чернила прыгали в чернильнице, а бумаги разлетались по столу. Но, когда вошел Франсуа, мсье Вер лишь коротко кивнул ему и даже улыбнулся – по крайней мере, уголки мясистых губ чуть дрогнули и непривычно растянулись.

– Садись, – он кивнул на стул перед собой и чиркнул спичкой. Сигарета загорелась с третьей попытки, и лишь после нескольких затяжек Паскаль Вер продолжил: – Ты опять опоздал.

Франсуа широко улыбнулся, показывая ряд белых зубов:

– Этого больше не повторится!

– Конечно. Но разговор не о том. Узнаешь? – Паскаль помахал перед ним последним выпуском «Ле миракль».

– Ах да, «Египетское солнце на парижских подмостках», – кивнул Франсуа и взял в руки толстый журнал. Фотография Мадлен Ланжерар в наряде Клеопатры украшала обложку. Франсуа быстро пролистал первые страницы: политика, мировые новости, авторская колонка, финансы… и остановился на разделе «Культура», где полтора разворота занимал его обзор закрытия нашумевшего спектакля. Этот материал произвел больший фурор, чем в свое время другие статьи.

– Неплохо, – сухо кивнул главный редактор.

Конечно, мсье Вер не стал бы перехваливать своего сотрудника – вот еще! – но Франсуа внутренне восторжествовал. Он-то знал, какие дифирамбы пели этой статье и простые читатели, и критики. Даже секретарь Театра Семи Муз выразил ему особую благодарность за освещение события.

– Я старался, – ответил он скромно.

– У меня есть для тебя еще одно задание, которое ты должен выполнить не хуже. Я вижу, театр тебе хорошо дается…

– Я бы был не против освещать и другие темы, – быстро вставил Франсуа и подался вперед. – Вы же знаете, я хорошо пишу, вы вполне могли бы мне доверить что-нибудь вроде… журналистского расследования, например? Помните, как после смерти Клоди Синьяк? Или…

Он давно мечтал сказать главному редактору о том, как надоел ему раздел «Культура», из которого он не вылезает вот уже четыре года, и что у него множество идей, которые можно было бы реализовать. Сейчас, когда мсье Вер был так близок к тому, чтобы его похвалить, был наилучший момент.

Вер нахмурился, и его широкие, похожие на черных гусениц брови съехались в одну неровную полосу.

– Это ты серьезно? – Он выплюнул сигаретный дым, и на мгновение его лицо исчезло в белом тумане. – Что еще придумаешь?

– Серьезно, – Франсуа обиженно сложил руки на груди. – «Ле миракль» известен своими скандальными расследованиями куда больше, чем театральными заметками…

– … И с этим отлично справляется Руссо. Линьер, не зли меня, иначе вместо нового задания вылетишь отсюда.

«Ну конечно», – подумал про себя Франсуа, но из вежливости изобразил на лице испуг и даже потупил взгляд, точно девица на выданье. Уволить его вряд ли уволят – не зря же он считается одним из лучших журналистов во всей редакции, – но мсье Вер вполне способен несколько месяцев давать самые скучные и несущественные задания. Франсуа Линьер пришел в редакцию будучи еще студентом Сорбонны, да так и остался. Сначала он редактировал и дописывал статьи за другими, потом мсье Вер начал давать ему и собственные задания. На первых порах это были маленькие заметки о какой-нибудь выставке в подвале или новом – очередном – американском фильме, которые Голливуд снимал по нескольку сотен в год. Постепенно Франсуа научился писать обо всем: о запуске новой станции метро в Париже, об уходе очередного президента, о Рурском конфликте, о скачках, о Доу-Джонсе и развитии автомобильной промышленности. Однако Паскаль Вер считал, что бесценен он как обозреватель культурной хроники, и, хотя ото всех этих спектаклей, опер, оперетт, выставок и бенефисов Франсуа уже мутило, он исправно кропал статьи, которые каким-то чудом получались все лучше и лучше (и надоедали ему все сильнее и сильнее).

– Вы могли бы позволить мне попробовать проявить себя в чем-нибудь новом, – предложил Франсуа.