Читать книгу "Мир в хорошие руки - Татьяна Русуберг"

Сашка вздохнул, снял очки и устало потер глаза. Я отвернулся к стене. Казалось, от жалости вот-вот лопнет сердце. Щелкнул выключатель, заскрипели пружины старенькой кровати, и все стихло. Только неразборчиво бубнил за стеной ящик. Я надеялся, что это будет ночь без сновидений.

6

Окна кабинета литературы выходили на школьный двор и спортивную площадку. Футбольное поле, поросшее не знавшей стрижки травой с проплешинами у ворот, было пусто, за исключением старика с собакой. Его высокую, чуть сутулую фигуру в светлом плаще и черном берете я наблюдал каждое утро, если мы отсиживали первый урок в классе, расположенном на южной стороне здания.

Старик был дедушкой какой-то счастливой первоклашки, которую он собственноручно отводил в школу. Их всегда сопровождала собака – смешной пятнистый далматинец, как в мультике. Вручив внучку в добрые руки педагогов, дед выгуливал песика на школьном стадионе, вооружившись пластиковым мешочком и зорко следя за поведением питомца. Очевидно, его волновал тот факт, что оставляемые далматинцем «колбаски» могут лечь под беленькие кеды первоклассницы и омрачить уроки физкультуры. На месте дедули я бы не переживал. Чахлую траву на славу удобряли как бездомные, так и домашние псы всех калибров и мастей, поставляя неограниченный ресурс коричневого золота банде Факоффа, распихивавшей его по портфелям школьных неудачников. Однажды в их числе оказался Сашка. С тех пор между мной и туповатым амбалом в футболке с надписью «Fuck off!» залегла глубокая неприязнь.

Далматинец весело обегал футбольное поле, гоняя обнаглевших чаек, вообразивших себя голубями. Признаться, я здорово ему завидовал. Внезапно песик насторожился. Очевидно, он углядел что-то на другой стороне газона – что-то, чего мне с задней парты было не видно. Скорее всего, просто другую собаку. Пенсионеры из окрестных многоэтажек часто выгуливали лучших друзей на единственном доступном пятачке зелени, по совместительству бывшем школьным стадионом.

Я на минуту отвлекся – одноклассники зашелестели учебниками, открывая их на нужной странице. Пора и мне изобразить подобие деятельности. Когда я снова выглянул в окно, симпатяга-далматинец летел, поджав хвост и обгоняя чаек, к своему хозяину. Старик попытался взять песика на поводок, но тот, обычно такой послушный, черно-белой молнией пронесся мимо протянутых рук и скрылся за краем оконной рамы. Даже через двойные стекла до меня донесся пронзительный визг собачьего ужаса. Дедуля рысью припустился за любимцем и тоже исчез из поля зрения. Пару минут я еще пялился на пустое поле, надеясь разглядеть, что же напугало далматинца, облизывавшего даже свирепых мастиффов и немецких овчарок.

– Левцов! – донеслось до меня от доски. Очевидно, Ириша, как ласково называл русичку 9-й «Б», уже какое-то время безуспешно пыталась привлечь мое внимание. Я скользнул по пейзажу за окном прощальным взглядом и тут увидел их. Разношерстная стая из десяти-пятнадцати шавок, самая крупная из которых напоминала ротвейлера, неспешно пересекала футбольное поле. Наверное, это были те дворняги, что кормились у гастронома. Странно только, почему столько их сбилось вместе, и почему идут они так целеустремленно и нагло – не по задам и помойкам, а прямо по школьной территории при полном дневном свете? Неудивительно, что диснеевского далматинца как ветром сдуло.

Ротвейлер во главе стаи вдруг остановился, будто поймав мой взгляд. Задрал морду к верхнему школьному этажу и завыл. Стая вокруг подхватила. Тринадцать звериных голосов слились в один. Отчего-то теперь я знал, что их было именно тринадцать. Звук давил на перепонки, казалось, от его силы стекла в окнах пойдут трещинами и разлетятся в алмазную пыль, как в фильме о Лоле, которая должна была бежать. А я мог только сидеть и слушать:

– Оу-уё-ё! И-и-имя-а-а-а-а!

– Лиан! – Ириша стояла прямо надо мной и неодобрительно блестела очками. – Прости, что отвлекаю тебя от созерцания красот природы. Нам бы хотелось услышать, почему комедия «Недоросль» Фонвизина, в которой главной политической темой является крепостное право, поднимает вопросы воспитания?

По классу побежали смешки. Давление на уши пропало, будто я только что выбрался из воздушной ямы.

– Ничего, Ирина Павловна, – я сразу попал в привычный нагловатый тон. – Не стоит извиняться. Странно, что вы сами не видите. Эти вещи теснейшим образом взаимосвязаны.

Класс хихикнул, предвкушая продолжение. Ириша вздохнула:

– Я-то, может, и вижу, Левцов, но нам хотелось бы услышать твое мнение, – русичка часто говорила о себе во множественном числе, как царственная особа. Моим одноклассникам никогда и ничего не хотелось слышать кроме того, что журчало в наушниках их мобилок и айподов.

– Воспитание и есть худшая форма крепостного рабства! – заявил я, честно глядя учительнице в глаза. – Так называемые взрослые закабалили лучшую половину человечества, узаконив бесправие, лишение свободы, насильственную промывку мозгов, принудительный труд и даже рукоприкладство под эгидой воспитания…

– Да уж, тебя-то, Псих, точно мало по попке шлепали, – прервал мою тираду Антонов, считавший себя интеллектуалом. 9-й «Б» лег. Даже Ирише не удалось спрятать улыбку, как она ни кусала аккуратно накрашенные розовые губы. Подождав, пока волна хохота уляжется, она пометила что-то в журнале.

– Интересный взгляд на крепостное право, Левцов. К понедельнику я ожидаю от тебя сочинение по «Недорослю». Итак, – учительница обвела взглядом паству, – кто хочет ответить на вопрос?

За окном футбольное поле медленно покрывалось чайками. Дворняги исчезли.

Лабораторную предстояло делать в парах. Физичка старалась распределить нас так, чтоб каждому ученику достался новый напарник. На этот раз мне выпала честь сидеть с Кузей – Лизочкой Кузякиной, входившей в пятерку самых популярных девчонок класса. Кузин папа заведовал сетью кафе-кондитерских, опутавшей юго-западные районы города и приносившей доход, гарантировавший поступление единственной дочки в самые престижные вузы. Но до Кузи как-то не доходило ее счастье, так что она училась на круглые пятерки и писала в тетрадях тоже круглым, каллиграфическим почерком.

Разложив перед собой красочные канцелярские принадлежности, Кузя наклонилась ко мне, стараясь не дотрагиваться, и прошипела:

– Ничего тут не лапай, Левцов! Я сама все сделаю и даже списать дам. Ты только руки держи от приборов подальше!

Я растянул губы в улыбке вампира:

– Спокойно, Кузя, а то с тебя замеры можно будет делать. – Раскрыл тощую тетрадь и нацарапал тему лабораторной: «Измерение температуры нити лампы накаливания».

– Ты не понимаешь, – соседка по парте поджала губы. – Тебя все равно из школы исключат, а мне в колледж поступать, мне пятерка нужна по физике!

– Вот спасибо тебе, Лизавета, за веру в мои силы! – от души поблагодарил я и демонстративно засунул руки в карманы. – Твори!

Пока Кузя собирала цепь, от старательности закусив кончик языка, я потихоньку чертил в тетради схему со всеми полагающимися реостатами, ключами и прочими причиндалами. Только вот вместо лампочки 6,3 В я изобразил Кузю, замыкающую цепь зубами, с кусочком торта в пышном каре вместо короны. Я как раз заканчивал горящую свечку на верхушке торта, когда Лизочку разобрало любопытство.