Читать книгу "Мир в хорошие руки - Татьяна Русуберг"

Я сидел, ежась от холода, на облупленных прутьях ракеты, многие годы служившей чем-то вроде турника для росшей в нашем дворе детворы. Вообще-то на далекой заре своего существования ракета была горкой. Но жестяной лист, по которому с визгом скользила вниз мелюзга, давно с корнем выломали и сдали в металлолом. Деревянные ступеньки постигла та же судьба, только кончили они не в пункте приема сырья, а в костерке местных бомжей. Остались одни прутья, утратившие первоначально пестрые краски. Космический скелет, вечно летевший из детства в суровую взрослую жизнь, застрял на половине пути, уткнувшись носом в ночное небо. Прямо как я.

Вздохнув, я засунул руки глубже в дырявые карманы. Железо холодило зад. Родная девятиэтажка «Титаником» высилась в темноте, празднично сияя желтыми квадратиками окон. Я слегка прищурился. Оранжевые и желтые огоньки начали призывно мигать: казалось, в одних квартирах выключают свет, а в других так же быстро включают, будто жильцы затеяли какую-то странную игру. Ракета летела со мной на спине, «Титаник» плыл, опутанный новогодними гирляндами, а над всем этим хозяйством безразлично сияла ледяная искорка Венеры. Когда-то, когда Вовка еще не переехал в Купчино, мы, зачарованные чернотой бесконечности, до крика спорили, звезда Венера или планета. Теперь же мне было абсолютно пофиг.

Беспокоила проблема гораздо более насущная: идти домой сейчас, чтобы успеть к ужину, или отсрочить неизбежное, но прибавить к сегодняшним грехам еще и неявку к столу. Живот громко заурчал, высказывая свое мнение, хотя его никто не спрашивал. Отчим терпеть не мог, когда кто-то из нас опаздывал к ужину. Для меня такие опоздания чаще всего оканчивались голодным желудком. Сегодня, учитывая мой вид, все могло завершиться гораздо хуже. Эх, жаль, что Вовка переехал. У него всегда можно было переночевать, бабушка пускала. Я похлопал видавшее виды космическое судно по ребрам и спрыгнул на землю.

Жили мы на пятом этаже. Лифт, как обычно, не работал. На лестнице, тоже по обыкновению, воняло кошками и мусоропроводом, лампочки на первом и третьем вывернули. И хорошо, не хватало еще с соседями столкнуться – с такой-то рожей. На всякий случай я надвинул капюшон олимпийки поглубже. Звонить не стал, дверь открыл своим ключом. В коридор скользнул бесшумно, не включая света. Из кухни тянуло аппетитными запахами, доносились приглушенные голоса – за стол все-таки уже сели. Я сдвинул капюшон на затылок и глянул в темное зеркало.

М-дя, как говорится, ну и рожа у тебя, Шарапов! Левый глаз заплыл грозовой синевой, нос вспух и плохо помещался на лице, которое и лицом-то назвать теперь было совестно. Даже если из школы и не звонили, фингал и носяра говорили сами за себя. Сунув сумку с учебниками в угол и сняв куртку, я зашагал по коридору с чувством приговоренного к смертной казни. На кухне меня встретила семейная идиллия. Отчим Гена восседал на колченогом табурете, как на троне, вывалив на стол волосатые локти, между которыми затерялась тарелка с макаронами. Справа от него примостился Сашка, сражавшийся с полупустой бутылкой кетчупа так, что очки вспотели. Мать накладывала макароны Катюхе – то ли готовить сестренке было сегодня лень, то ли она оказалась на мели, вот на халяву покушать и приперлась.

При виде моей боевой раскраски мама шлепнула макароны мимо тарелки, Катерина изобразила улыбку из фильма «Челюсти», а Сашка бросил кетчуп и принялся протирать очки.

– Приятного аппетита, – вежливо поприветствовал я всех и протиснулся к свободному стулу. Мать подхватила чистую тарелку и принялась вылавливать в кастрюле еще не поглощенные макароны. Не сводя с меня глаз, сводная сестра сунула вилку за щеку: этот жест Катюха явно подсмотрела в каком-то фильме, запрещенном детям до шестнадцати. Сашка тер очки с риском выдавить стекла. Отчим уставился взглядом удава на мои сбитые костяшки. Я сунул руки под стол, Гена – сигарету в рот.

– Издеваешься?! – Отчим дохнул вонючим дымом. – Нет, вы только поглядите на него! – Затертые, как медяки, глазки обежали публику. – Ему исключение грозит, а у него – аппетит!

Я предпочел промолчать, созерцая извивы макаронных изделий, свисающих с моей вилки.

– Звонила завучиха, как ее… Любовь… – Гена щелкнул пальцами, призывая выпавшее из памяти отчество.

– Генриховна, – подсказал я, раздумывая, как отчим отреагирует на поползновение завладеть кетчупом, если я на него осмелюсь. Странно, но, несмотря на серьезность ситуации, аппетит у меня действительно был в полном порядке.

– Генриховна, – затянулся сигаретой Гена. – Ты снова ввязался в драку.

Сашка поправил очки на носу, стрельнул в меня испуганным взглядом и тут же утопил его в тарелке. Катюха слизывала кетчуп с вилки, как вампирша – свежую кровь. Мама сидела на втиснутой между столом и плитой табуретке, но внутренне отсутствовала.

– Вы ведь сами меня учили, – я упрямо обращался к отчиму на вы, как к постороннему взрослому, – что я должен быть мужчиной, уметь постоять за себя.

– Мужчиной! – Гена уставил на меня тлеющую сигарету. – Не уголовником! Отправлять того слабака в травмпункт было не обязательно!

Избегая смотреть отчиму в глаза, я сконцентрировался на кучке пепла в блюдце со сколотым краем. Говорят, собаки воспринимают прямой взгляд как вызов.