Читать книгу "Мир в хорошие руки - Татьяна Русуберг"

– Твое ИМЯ, – ветер окреп, завыл, как бездомный пес от тоски своего одиночества.

Вокруг все было недвижно: складки на плаще вопрошающего, газетные обрывки у урны – трупики вчерашних новостей. Только внутри меня ревела буря, стремясь добраться до бешено колотящегося сердца, выжимая слезы из горящих глаз. «дR» вспомнилось мне вдруг. Губы разомкнулись и произвели невозможный звук:

– НАΝΛ.

Воздух покинул меня, и я упал, будто из тела разом выдернули скелет. Казалось, я умер – не чувствовал ничего, даже боли удара об асфальт. Лежал и смотрел прямо в неоновое нутро фонаря, где мигала наполненная газом стеклянная трубка. Я снова услышал шаги, шорох подошв, раз, два, три… Капюшон склонился надо мной. Тьма в окружении сиреневого нимба. Шепчущая пустота.

– …что для меня параболы значений

вычерчивает ветер на песке

под взором равнодушных звезд –

знамения забвения и тлена –

над прахом ходит прах,

над далью – дым…

Страшная сила рванула, приподняла меня в воздухе и швырнула оземь. Проснулся я мгновенно и на этот раз почувствовал все – удар о твердую поверхность, что-то острое, врезавшееся в плечо, и другое, металлическое, поймавшее затылок. В голове взорвались цветные фейерверки. Не успел я проморгаться, как град ударов обрушился на бока, зад, ноги – я привычно подтянул их к животу, а голову защищал руками. Тогда этот гад пнул в спину, метя по почкам. Ботинок Гена в воспитательных целях не снял, и, хотя удар прошел вскользь, я скрючился бубликом и заскулил. Это воодушевило подонка, и он наддал жару. Инстинктивно я втиснулся между письменным столом, крутящимся креслом на стальной ножке – это с ней поцеловался мой затылок – и диваном. Из-за тесноты отчим мог достать меня только спереди, так что больнее всего приходилось верхнему боку, локтям и коленкам.

Обычно с работы всегда первой приходила мама, и этот налет застал меня врасплох. Я не рассчитал, что у стола был низкий край, и с каждым новым пинком он все сильнее и сильнее впивался в ребра сзади. Наконец, Гена размахнулся со всей дури, и во мне что-то хрустнуло. Показалось, будто тяжелый, загруженный бумагами и книгами мастодонт придавил меня своим весом. Я судорожно ловил ртом покинувший легкие воздух, а потный, раскрасневшийся мужик надо мной визжал:

– Запомнишь теперь, щенок, как мать доводить! Еще раз выкинешь такой номер – я тебя вот этими руками, – Гена продемонстрировал трудовые мозоли от топора, – придушу! Ты понял, засранец? Одна ночь вне дома – и лучше тебе вообще не возвращаться! Я спрашиваю, ты понял?!

Пояснительный пинок был несильным – Гена подустал. Но спину и грудь ожег огонь, на глаза навернулись невольные слезы.

– Понял, – прошипел я, закусывая губу.

Отчим отер рукавом лоснящееся лицо и исчез из поля зрения. Хлопнула дверь, в замке повернулся ключ. Дверь детской комнаты запиралась только снаружи. Опять же в сугубо воспитательных целях.

Остаток дня я провалялся на животе в кровати – так было вроде полегче. За стенами комнаты ходили, скрипели дверями, говорили приглушенными голосами, переключали каналы, пахли кухонными запахами. Я думал о Среднем мире. О взлетной полосе Дарро, о листьях-одеялах, подсвеченных оранжевыми фонариками, в которых теплилась жизнь. О полетах и падениях. О коврике с вышитым вязью «Добро пожаловать!». О зеркальце в депоте Чиду. О девушке в забавной шапке, которая нашла это зеркальце – для меня. Я обещал ей вернуться. Когда-нибудь. Когда-нибудь могло быть сейчас. Волчок валялся в пластиковом пакете под диваном. Ветер Времени исцелял все раны. Даже зубы от него вырастали. Что ему какое-то погнутое ребро?

«Одна ночь вне дома, и…» А зачем мне возвращаться? Напишу маме записку, чтоб не волновалась. Навру что-нибудь. Она, конечно, погорюет сначала, да и Сашка тоже. А потом… Не забудут меня, конечно, нет. Просто будут жить дальше. Жить и надеяться, что там, где я, мне хорошо. А мне будет… все лучше, чем здесь. А что, если нет? Первое же мое появление в Среднем мире создало одни проблемы, причем не только для меня самого. Не рассчитываю же я, в самом деле, что действительно стану властелином вселенной? Что, если мне и там будет хреново? Опять обратно?! Мало бок болит?! Или на Запад… Машура говорила, что магам можно заплатить, чтобы они отправили путешественника по Оси. Я припомнил карту из моего сна. Запад, Верхний мир, Нижний мир…

Чудесно! Что же получается: мне навешают горячих, и я – скок, поминай как звали. Вот уж точно, Заяц с Запада. Мне стало так противно, что я заворочался в постели. Спину и грудь пронзила раскаленная игла, сквозь сжатые зубы вырвался стон. Значит, я между мирами буду прыгать, а мать Гене носки стирать да в больничке до старости горбатиться? А Сашка? Ему уже десять. В это время отчим стал меня поколачивать. Что станется с отличником и книголюбом Александром Левцовым, когда его непутевый старший брат сбежит из дома и Гена лишится любимого мальчика для битья? При этой мысли мне захотелось встать, нашарить пакет с волчком и вышвырнуть его в окно с пятого этажа. Пусть распрекрасный мир Оси заполучит себе достойного правителя в лице какого-нибудь бомжа, польстившегося на обтянутую пластиком тяжесть.

Но тут за дверью послышались шаги, в замке повернулся ключ, и дверь, приоткрывшись, пропустила внутрь луч электрического света и – Сашку. Он прошуршал в темноте, натыкаясь на предметы, пока не зажег бра над своей кроватью. На меня парень не смотрел, чувствовал себя виноватым. А что он мог сделать-то?

– Ты как? – спросил Сашка тихо и начал разбирать постель. Видно, было пора ложиться спать.

– Нормально.

– В школу завтра пойдешь?

Завтра лабораторная по физике. Завтра ребро будет болеть еще больше. Мне надоело бежать от своих проблем. Потому что от них не убежишь. Они как бладхаунды. Находят жертву по кровавому следу.

– Пойду.

Сашка кивнул и начал раздеваться. Расстегнув рубашку до половины, он остановился, замялся, потом вдруг неловко повернулся ко мне. Между нашими спальными местами было всего два детских шага, но Александру удалось превратить это путешествие в переход финской границы. Наконец, достигнув рокового рубежа, он зашептал, косясь на дверь:

– Лиан, может, тебе принести чего-нибудь? Из кухни? Там кура осталась…

Я криво усмехнулся:

– Спасибо, не надо. Я не хочу есть. Ложись лучше спать.

Сашка кивнул, но не двинулся с места, тревожно рассматривая ту часть меня, что торчала над одеялом:

– Ты правда в порядке? То есть, может, тебе таблетки…

В туалетном шкафчике в ванной стоял мамин пузырек с обезболивающим. Она принимала длинные белые капсулы, когда ее донимала надсаженная на работе спина. Безвкусное лекарство заглушало боль, но делало голову легкой и бессмысленной, а глаза – полными ярких картинок из телевизора. Когда его действие кончалось, хотелось только сидеть и пялиться в ненастоящее пространство, ища за его изнанкой тени реальности.

– Не надо, – тряхнул я головой.