Читать книгу "Крестовые походы - Оливия Кулидж"

– Хорошо, бегите и приведите себя в порядок, не то опоздаете к вечерней молитве. Сегодня я пришлю к вам капеллана, а сам не приду – что-то плечо пошаливает. Завтра, возможно, вас посмотрит врач и даст мазь.

Мальчик убежал. Вильгельм молча поднял руку ладонью вверх и посмотрел на растопыренные пальцы сквозь слезы, медленно стекавшие с обеих сторон по его крупному носу.

– Иисус, Мария и все святые угодники! – прошептал Рейнальд в ужасе. – И вы его коснулись!

– Господи, прости меня! – сказал архидиакон, не отводя взгляда от своей руки. – Ибо слаб я духом.

– Вы ошибаетесь, – поспешил возразить Рейнальд. – Этого не может быть. Вы не врач, друг мой. Какая-то кожная болезнь…

– О, врачи распознают ее, не беспокойтесь; но я не ошибаюсь, как, впрочем, и вы. У мальчика проказа, и я обязан сказать это его отцу.

– У короля могут быть другие сыновья. Он еще молод.

– Но не такие, как этот мальчик, – сказал Вильгельм. – Такой прекрасный принц! – Он не мешал слезам стекать на подбородок, потому что не мог воспользоваться рукой и смахнуть их. – Десять лет, самое большее – пятнадцать, и вы знаете, как они умирают! Тяжела рука Божья, если дитя должно страдать за грехи королевства.

– Молите Бога о королевстве, – тихо проговорил Рейнальд, – и о короле. – Он не больше архидиакона был предан королю Амальриху, как государственный муж. Но он меньше тревожился о судьбе мальчика, думал о потребности королевства иметь вождя во время сражения, а Вильгельм думал о Балдуине.

– Мальчик должен будет узнать, – сказал Вильгельм, – и что тогда? Ведь это нельзя скрыть даже от него?

– У короля должен появиться еще сын, – решительно повторил Рейнальд. – Непросто было вырастить здорового ребенка в этом климате, а мальчиков труднее воспитывать, чем девочек. Но времена наступили тяжелые, и у королевства должен быть вождь.

Вильгельм его не слушал.

– Каким бы он стал королем, этот бедный мальчик! Что ему теперь делать?

Обладатели

1183 год

Дорога тянулась из Египта на север, к Дамаску через красные горы Моава, огибая Иерусалимское королевство по восточному берегу Мертвого моря. Это была чрезвычайно оживленная дорога – поскольку Саладин в последнее время сделался султаном и Египта, и Дамаска, между ними наладилась бойкая торговля. В самую жару дорога пустовала; даже сразу после дождя путешествовать по ней в это время было тяжело. Ничто на ней не шевелилось, кроме, быть может, старого ослика, в последний раз упавшего под тяжестью груза и брошенного хозяином. Рядом с умирающим животным дожидалась своего часа дюжина стервятников, и каждый ревниво приглядывал за сородичами, чтобы ни один не получил больше положенной ему доли добычи. То здесь, то там какая-нибудь птица не выдерживала и приближалась к цели, тогда и другие из расчетливой подозрительности продвигались вперед точно на такое же расстояние.

Как это напоминало ненависть, возникавшую между родственниками в преддверии дележа богатого наследства. Во внутреннем дворе замка Керак, возведенного на крутом гребне горы, господствовавшем над дорогой, стояла его хозяйка Стефания де Мильи, владычица Моава и всех частей королевства за Иорданом. Оцепенев от подозрительности и гордости, стоя под балдахином, который, оберегая цвет ее лица, держали у нее над головой, она ждала, пока мать невесты сына подойдет к ней.

Королева Мария Комнина, вдова покойного короля Амальриха и двоюродная сестра самого императора, была уверена, что Стефания, стоявшая ниже ее по положению, первой должна ей поклониться. Но хозяйка замка совершила проступок, не вышла поприветствовать своих гостей, когда они въехали из города на подъемный мост. И теперь, высоко держа голову, королева Мария рассматривала соперницу.

Ни одна из дам не могла утверждать, что одеждой превзошла другую, поскольку посетители перед въездом в город сменили дорожное платье в палатках, установленных специально с этой целью. Королева блистала в золотой парче на пурпуре, а Стефания облачилась в серебряную парчу на бирюзе. В росте у Стефании было преимущество перед невысокой и несколько коренастой королевой. Но госпоже де Мильи уже почти исполнилось сорок лет, а климат, в котором она жила, не щадил блондинок со светлой кожей. С другой стороны, темные глаза королевы Марии по-прежнему блестели, губы были подкрашены так искусно, что их цвет казался естественным, а красивая смуглая кожа отличалась гладкостью.

«Какой у нее ужасный нос! – подумала Стефания. – А если она еще немного потолстеет, то это платье затрещит на ней по всем швам. – Она обозначила холодный поклон и реверанс. – Ее зубы желтеют, а дурной цвет лица она пытается скрыть толстым слоем краски».

Королева Мария ответила кивком, иначе это нельзя было назвать, и слегка раскрыла в улыбке губы, чтобы показать белоснежные зубы.

Солнце заливало ярким светом эту замечательную картину. Замок Керак одел своих пеших воинов в новые красно-бурые куртки, а рыцари-вассалы щеголяли в восточных тюрбанах и хвастались награбленным на большой дороге. На каменных плитах, где расположилась Стефания, лежал бесценный ковер восточной работы, и его голубые и розовые краски гармонировали с цветом ее платья. Замковые трубачи исполнили приветственный туш и умолкли; молчали и обе дамы, каждая ждала, чтобы начала говорить другая.

Неловкую паузу прервал Рейнальд Шатильонский, теперешний муж госпожи де Мильи. Было что-то нерушимое в этом веселом, грубом мужчине, который со всеми держался запанибрата и чудом сумел прожить шестьдесят лет, в то время как более выдающиеся люди погибли на войне или умерли от болезней из-за здешнего климата.

– Где же невеста? – проревел Рейнальд, поспешив выйти вперед. – Ну же, Гемфри, мальчик мой, не мешкай, веди сюда мою падчерицу. Нацелуешься с ней позднее, ладно? Сначала, клянусь святыми мощами, я поцелую ее сам!

Гемфри, семнадцатилетний сеньор Торона и наследник обширных владений госпожи де Мильи, вышел вперед, ведя за руку принцессу Изабеллу, сводную сестру короля Балдуина. Они составляли красивую пару. Гемфри Торонский имел длинные светлые волосы и краснел, как девушка, а его маленькая принцесса, только что вышедшая из детского возраста, была одета в мягкое розовое платье, украшенное жемчугами и обшитое серебряной каймой. Тончайшая, как паутина, вуаль покрывала ее волосы под короной, также украшенной жемчугом.

Изабелла получила указания преклонить колени перед новой матерью, но Рейнальд в них не упоминался. Она придвинулась ближе к жениху и взглянула на него с робкой мольбой. Поскольку юноша колебался, Рейнальд обнял ее и поцеловал в губы. Всем было ясно, что она сопротивлялась и пыталась его оттолкнуть, но Рейнальд, отпустив ее и заметив слезы, навернувшиеся ей на глаза, лишь хрипло рассмеялся:

– Ты что такая робкая, дочка? Слишком поздно быть робкой. Можешь сказать своему жениху, что целоваться тебя учил Рейнальд Шатильонский.