Читать книгу "Западня для лорда - Маргарет Макфи"

— Френсис, — негромко произнес мужчина.

Венеция тут же догадалась, кто перед ней. Годы не были благосклонны к графу Мисборну, однако в его чертах угадывался молодой человек, которым он некогда был, очень похожий на ее спутника.

— Сэр.

Голос Линвуда прозвучал холодно и официально, без единой нотки уважения или любви к отцу. Напротив, выражение его лица стало еще более жестким.

— Как давно мы не виделись.

— Я был занят, — ответил Линвуд.

Венеция ощущала царившую между мужчинами неловкость. Мисборн обратил свой взгляд на нее.

— Позвольте представить вам мисс Венецию Фокс. Мисс Фокс, граф Мисборн. — Последовала небольшая пауза, после которой он с горечью добавил: — Мой отец.

Мисборн и Венеция почтительно поприветствовали друг друга, после чего граф снова повернулся к сыну:

— Ты придешь на обед в воскресенье?

— В этот день у меня дела.

— Тогда приходи, когда сможешь, хоть ненадолго. Ради матери. Ты же знаешь, как она о тебе беспокоится.

Линвуд скованно кивнул, после чего добавил:

— Прошу меня извинить, сэр.

— Конечно.

В глазах Мисборна промелькнула тень боли. Кивнув, он ушел. Линвуда с Венецией проводили к их столику. Заметив, что он провожает взглядом отца, она подумала о том, что стала свидетельницей очень личной сцены, гнева и уязвимости, которые он бы вовсе не хотел явить свету.

Он перехватил ее взгляд. В его глазах застыла настороженность и стремление защититься. Подошел официант с листком бумаги и карандашом, готовый принять заказ. Венеция стала расспрашивать его о пирожных, дав Линвуду время собраться с мыслями, хотя встреча с графом Мисборном и слишком тесное соседство с Линвудом напрочь отбили у нее аппетит.

— Итак, — негромко произнесла она, когда официант удалился.

Линвуд тут же насторожился.

— Вы пойдете сегодня в театр?

— Да, — ответил он. В его взгляде появилось странное выражение, облегчение ли, благодарность? — Есть одна актриса, которую мне хотелось бы увидеть.

— А вы мне не говорили, что являетесь поклонником творчества мисс Суитли.

Улыбнувшись, он положил руку на стол недалеко от ее руки, однако не касаясь, поскольку они находились в общественном месте. Но Венеция чувствовала близость его пальцев столь же отчетливо, как если бы он гладил ими ее ладонь. Она повернула руку, и его взгляд тут же устремился к тому месту, где из-под перчатки показалась узкая белоснежная полоска кожи запястья. Затем Линвуд снова посмотрел ей в глаза, будто они только что разделили некое общее переживание, которого она не вполне понимала.

— Вам отлично известно, что я интересуюсь вовсе не мисс Суитли. — Его голос был низким, бархатистым, интимным.

Продолжая смотреть ему в глаза, Венеция негромко ответила:

— Все же вы узнали ее по прошлому.

Он не стал разыгрывать непонимание.

— Да.

Венеция уже слышала признание из уст Элис, но хотела, чтобы Линвуд тоже рассказал ей об этом.

— Вы были ее клиентом?

Удивившись такой смелости, он вскинул бровь:

— Мне нет нужды посещать бордели, мисс Фокс.

— Я не об этом вас спросила.

Этот разговор не имел ничего общего ни с Ротерхемом, ни с тем, что она должна была сделать. Подобный вопрос вообще не должен был ее волновать, но волновал очень сильно. Затаив дыхание, она ожидала ответа.

— Я не был ее клиентом, как, впрочем, ни одной женщины.

— И все же предлагали ей деньги.

— Верно, — не моргнув глазом, согласился Линвуд.

Они сидели в чайной комнате в окружении других представителей высшего света, пили чай с пирожными, ведя очень опасный личный разговор. Венеция подалась вперед и произнесла чуть слышно:

— За любовную связь?

Он усмехнулся:

— Разве я вам не сказал, что не плачу за это деньги?

— Лорд Линвуд, вы опять проигнорировали мой вопрос.

— А вы задаете их слишком много, мисс Фокс, — чуть слышно произнес он.

У Венеции возникло дурное предчувствие. Выражение лица Линвуда, интонация голоса оставались непроницаемыми. Ее подозрения несколько развеялись, когда он добавил:

— Уверен, мисс Суитли уже сообщила вам подробности моего предложения.

— Как это ни удивительно, нет.

Венеция нахмурилась. С ее стороны было ханжеством притворяться оскорбленной тем, что Элис не доверяет ей, но она ничего не могла с собой поделать.

— Она сказала лишь, что вы хотели заполучить информацию, но о ком, мне неизвестно.

Воцарилось молчание. Линвуд опустил взгляд на ее руки. Она теребила пуговки на перчатке. Заметив, что он наблюдает за ней, она тут же перестала это делать и, взяв с блюдца чашку, поднесла к губам и сделала глоток, прежде чем снова посмотреть ему в глаза.

— Значит, она вам ничего не рассказала.

Венеция промолчала.

Глаза Линвуда были непроницаемы.

— Это не имеет к нам никакого отношения, мисс Фокс.

— Вот как? Вы платите за информацию одной из девушек миссис Сильвер?

— Я владелец газеты, публикующей подобного рода истории. Неужели вы никогда не совершали поступков, о которых впоследствии сожалели?

— Я стараюсь этого не делать.

Он кивнул, наигранно поздравляя ее с этим.

— А иных сожалений у вас нет, милорд? — изогнув бровь, поинтересовалась Венеция, побуждая его рассказать о Ротерхеме.

— В жилах мужчин в моей семье течет дьявольская кровь, мисс Фокс, подстрекающая на совершение поступков, о которых впоследствии невозможно не сожалеть, даже если они совершены из самых благих побуждений. — Он смотрел на нее немигающим внимательным взглядом, казалось понимая, что за игру она ведет.

И его слова, и взгляд заставили ее содрогнуться. Она перевела разговор на более безопасную тему, но воцарившееся между ними напряжение не пропало. Она сильно нервничала, что ей совсем несвойственно, и испытала огромное облегчение, когда пришло время возвращаться домой. Они ехали в молчании. Даже когда экипаж остановился у дома Венеции, и Линвуд помог ей выйти, он не произнес ни слова. Она испугалась, что в своих расспросах об Элис, публичных домах и Ротерхеме зашла слишком далеко.

— Доброго дня, лорд Линвуд.

Развернувшись, она сделала несколько шагов по направлению к двери и услышала голос Линвуда, мягкий и нежный, как шепот любовника, от чего по ее телу побежали мурашки.

— Венеция, знай, я не привык размениваться. Если ты принадлежишь мне, то мне одному. Как и я тебе. Если же нет, нам больше нечего друг другу сказать.