Читать книгу "Мы пойдем другим путем! От "капитализма Юрского периода" к России будущего - Андрей Колганов"

В то же время общественные объединения для защиты работниками своих интересов либо крайне слабо развиты, либо неэффективны, как, например, российские профсоюзы. В этих условиях работник по-прежнему склонен в большей мере уповать на государственный патернализм, или на патернализм со стороны «доброго директора», чем на поиск более выгодных условий приложения своего труда. И уж в последнюю очередь работники обращаются к коллективным действиям для того, чтобы отстоять свои интересы.

В целом сказанное позволяет зафиксировать и тенденцию пассивного отторжения («саботажа») трудящимися процесса полупринудительного превращения их в наемных работников. Они де-факто отказываются вести себя как рациональные частные собственники товара — рабочая сила, не стремясь в большинстве случаев любой ценой найти пути максимально выгодной продажи своего товара.

Таким образом, для трудовых отношений в кризисной трансформационной экономике характерно соединение генезиса примитивного, архаичного рынка труда (атомизация работников, их бесправие по отношению к работодателю, высокая норма эксплуатации), сохранения названных выше черт «реального социализма» и возрождения добуржуазных отношений; присутствует, правда, и ряд деформированных посткапиталистических феноменов (смесь патернализма и традиций коллективизма, взаимопомощи, например).

В силу названной специфики трудовых отношений они принципиально несводимы только к понятию «рынок труда».

В качестве антитезы этим формам трудовых отношений и безработицы в трансформационной экономике действует слабая, но устойчивая тенденция к самоорганизации и самозащите работников (протестное движение трудящихся, инициирующие его независимые профсоюзы, стачкомы и рабочие комитеты, производственное самоуправление и т. п.). Эта тенденция базируется как на общецивилизационном процессе социализации экономической жизни, так и на очищении от деформаций традиций и элементов формального освобождения труда прошлого.

Влияние асоциального типа экономических трансформаций на социальную структуру

Вследствие специфики содержания экономических отношений в трансформационной системе России и инерции прошлого существенные особенности имеет социальная структура общества (подробнее к этому вопросу мы еще вернемся в конце книги).

Так, работник из наемника авторитарного государства, обладающего некоторым «энтузиазмом», привычкой к коллективности и социальной защите, а также имеющего широкий набор социальных гарантий, превращается в новый социальный слой, далекий, однако, от классического наемного работника или специалиста постиндустриальной эры. Для этого слоя характерны, с одной стороны, экономическая и неэкономическая зависимость от номенклатурно-капиталистических корпораций; с другой — сохранение коллективного характера трудовой деятельности и «формальной коллективности» (привязанность к трудовым и иным коллективам, существующим под определяющим контролем все тех же корпораций), традиции социального равенства т. п.

Нарастание двойственной незанятости вкупе с трансформационной нестабильностью и кризисом, повторим, приводит к формированию внутри данного слоя потенциальных, а за его границей — реальных пауперов, превращающихся в особую социальную группу.

Противоположным по отношению к работникам (в силу господства отношений отчуждения при слабости реформистских тенденций социального партнерства) социальным слоем становится кланово-капиталистическая номенклатура. В ней особое место занимают, с одной стороны, представители новой генерации номенклатуры, вновь воспроизводящие черты замкнутого, привилегированного социального слоя, оторванного от интересов народа и страны, характерные для загнивавшей номенклатуры брежневской поры. С другой стороны, формируется слой «новых русских» — полубуржуа, живущих по законам деформированного капитализма. Этот слой недаром стал основным объектом анекдотов и сатиры в стране (некогда эта роль отводилась Хрущеву, Брежневу и т. п.), ибо для него в целом характерна логика паразитического использования национального богатства, деятельность преимущественно в сфере финансовых и торговых спекуляций, паразитическое потребление и стремление к вывозу капитала за границу. Имеющиеся «положительные примеры» — буржуа-предприниматели, озабоченные ростом производства и занятости в стране, — являют собой то исключение, которое подтверждает правило. Вынужденная (а в ряде случаев генетически закодированная) сращенность с организованной преступностью и коррумпированной номенклатурой завершает портрет этого малопродуктивного слоя «элиты».

(Авторам как гражданам России невольно хочется задать вопрос: и в самом деле, если новые русские и новая номенклатура — это элита, правящая страной, то кто, как не они, ответственны за тот системный кризис, в каком наше Отечество находится уже десять лет?)

Квазисредний класс, занимающий промежуточное положение между первыми двумя, занимает относительно привилегированное (а отнюдь не срединное) положение в России, составляя малую часть населения (в шутку доступный среднему слою уровень благосостояния определяют как возможность раз в неделю сходить с семьей для шикарного обеда в… «Макдоналдс»).

Этот слой формируется в трансформационной экономике (в отличие от развитых стран, где к нему принадлежат преимущественно лица творческого труда, квалифицированные рабочие и инженеры, мелкие собственники) преимущественно из лиц, обслуживающих корпоративную элиту и номенклатуру (служащие зарубежных фирм и совместных предприятий, средняя государственная и корпоративная бюрократия, работники элитных финансовых и торговых учреждений, охрана, рэкетиры и т. д.).

Другой составляющей этого слоя стали «челноки» — в недавнем прошлом, как правило, потерявшие работу профессионалы (учителя, инженеры), вынужденные заняться примитивнейшим индивидуальным купеческим промыслом, связанным с огромным риском (не только коммерческим, но и для жизни и здоровья).

Необходимо учитывать, что груз асоциального типа реформ неравномерно ложится на разные слои населения. Экономическая трансформация оказалась выгодна для узкого слоя «новых богатых» из числа номенклатуры и других названных выше групп (максимум — 10 % населения), чье благосостояние выросло за годы реформ в десятки раз, и невыгодна большинству лиц, живущих на заработную плату (более 60 % населения), для которых реформы стали периодом резкого снижения жизненных стандартов, которые лишь через 15 лет вернулись к уровню кризисного 1990 года. Для 30 % годы реформ были периодом «риска»: часть из них поднимается наверх, часть падает вниз; лишь в среднем благосостояние этого слоя после 2000–2005 годах превысило уровень 1990 г.

От стран второго мира к странам третьего или…?[7]

«Thirdworldisation» — будущее России?

Термин «thirdworldisation» использован не случайно. Он стал все чаще появляться в мировой экономической литературе и среди журналистов в начале 90-х годов применительно к будущему стран бывшего Советского Союза. Термин этот означает в буквальном переводе с английского «превращение в страну третьего мира», «третьемиризацию», если так можно выразиться по-русски.