Читать книгу "Тайные врата - Эрик Мейер"

– Наденьте, это обязательно, – сказала она, протягивая мне пару белых перчаток из тончайшего эластика.

Я смотрел, как ее красивые пальцы исчезают в поскрипывающем эластике. Катрин аккуратно открыла коробку.

– Рисунки никогда не входят в постоянную экспозицию, – объяснила она, вынимая первый лист. – Три или четыре раза за сто лет, в лучшем случае, их показывают публике.

По одному, очень нежно, словно переставляя редкий фарфор, она вынимала из папок и вкладышей чертежи и раскладывала их передо мной на большом столе, освещенном двумя лампами белого света. Большая часть работ забрана в картонные рамки. Катрин комментировала их ликующим голосом. Музей Стокгольма столь богат рисунками Ленотра потому, что триста лет назад один молодой шведский архитектор поехал учиться к французскому двору. Этот Карл смог перевезти в родную страну, как и рассказывал Клавери, много подлинных рисунков мэтра.

Большинство рисунков – каскады, разработанные для королевских владений: Со, Сен-Жермен… Во-ле-Виконт здесь же: Катрин показала мне превосходный вид поместья, самый большой из известных рисунков Ленотра. Метр тридцать в длину, семьдесят сантиметров в ширину. Я пришел в восторг от чертежа фонтана Юпитера, бога богов, отца Аполлона. Насколько я знаю, этот фонтан никогда не был построен в садах Версаля. Вообрази, Юпитер – бог грома и молнии! Людовик XIV не допустил такого соперника в своих владениях!

Я восхищался этими работами, как восхищаются старыми картинами или египетскими статуями: не столько из-за внутренней красоты, сколько из-за чувства, которое они вызывают, воспоминания о людях, творивших ради их появления на свет. Старые вещи способны воскрешать людей, тебе не кажется?

Катрин приходила в восторг перед каждым рисунком, который она выкладывала перед нами. Она хорошо знала технику Ленотра и говорила о нем, как фанат о своем идоле.

– Вот это проект каскада Марли. Видите, как он воспроизводит на плане третье измерение? Как использует тени от больших деревьев, изгороди и потоки воды? Поразительно, правда?

Катрин отметила, что не всегда известно, для какого поместья сделан рисунок. Некоторые проекты, которые не были реализованы в Версале – порой против воли автора, вынужденного приноравливаться к переменчивым вкусам Людовика, – могли быть предложены для других мест.

– Почему он делал это? Чтобы оправдать затраты? – спросил я.

– Скорее из мести, я бы сказала. Показать, что его проект несправедливо отвергли… Сказать Людовику что-то вроде: «Вы не захотели ставить его у себя, сир, но посмотрите, как красиво получилось у других».

Позже, намного позже, я вспомнил эти идеи Катрин Страндберг. Она первая озвучила возможность мести доброго Ленотра своему другу королю.

Когда на стол лег последний рисунок, Катрин скрестила руки на груди и с улыбкой повернулась ко мне.

– Вот, месье Баретт, прекрасно, правда?

Она видела, что я не разделяю ее энтузиазма. Я был, ты догадываешься, слегка разочарован. В музее не оказалось ни единого рисунка, связанного с Аполлоном.

– Что именно вы ищете в нашем музее, месье Баретт? – спросила она, осторожно складывая большой план Во-ле-Виконта.

Я не видел причины и дальше скрывать от нее цель моего визита.

– Честно говоря… подготовительные чертежи фонтана Аполлона.

– Статуи Тюби или самого фонтана?

– И то и другое…

– Только не говорите, что озадачились…

– Да, совершенно верно, положением статуи…

Она звонко рассмеялась.

– Что же вы сразу мне не сказали! Вот, оказывается, что мучает вас с самого начала! Что ж, вы не первый. Пойдемте, я кое-что вам покажу.

Она сделала несколько шагов к стеллажу, стоящему чуть подальше, и взяла огромный фолиант, на обложке которого был изображен Версаль. Всего за несколько секунд она нашла, что искала: черно-белый рисунок скульптурной группы Встающего солнца, в центре которой был Аполлон. Сверху – фотография самой скульптуры. Группа, изображенная на рисунке, казалась более компактной, чем на фотографии.

– Вот, – сказала она, – это первоначальный рисунок Лебрюна. А на фотографии – скульптура Тюби. Посмотрите, месье Баретт, как замечательно сработал скульптор! Он добавил к начальному рисунку детали, но ничем этого не выдал. Поставил Амура на ноги, а вокруг него, в бассейне, тритоны и киты!

Катрин опять воодушевилась. Со своего места я мог отлично разглядеть рисунок, но не видел ни малейшего указания на то, должны ли были статуи сначала смотреть на замок или от него, к деревне. Заднего вида тоже не было. Катрин смотрела на меня.

– Если вы сможете понять, в каком направлении должна была двигаться колесница, что ж, вы сильны… вы видите вещи, которых никто никогда не замечал! Значит, правда, что вы провидец, месье Баретт!

Еле уловимый оттенок иронии, который послышался в ее голосе, раздражал. Она брала надо мной верх, так как была осведомлена в чем-то лучше меня. И, как все красивые женщины, знающие о своей красоте, считала, что находится на уже завоеванной территории. Я понял, что ничего нового больше не узнаю, и решил закончить визит.

– Мадам Страндберг, благодарю за прием. Не буду вас больше задерживать. Через два часа вылетает самолет. Вы не могли бы вызвать мне такси?

Катрин бросила взгляд на часы.

– Месье Баретт! Вы не поедете прямо сейчас! Нет ничего тоскливее, чем ждать в аэропорту. Даже в VIP-залах. Я вызову такси через полчаса. Сегодня в Стокгольме свободное движение. Давайте выпьем кофе, что скажете? На соседней улице очень симпатичный бар.

Ее смелость удивила меня. Обычно люди ведут себя со мной или униженно, или почтительно. Но времени среагировать у меня не было. Она уже накинула мне на плечи свой шарф и застегнула свою огромную красную пуховую куртку. Показала, в какой стороне выход. Детская радость проказницы сверкала в ее ясных глазах. Она была похожа на большую Красную Шапочку. Я прекрасно знал, что оттолкну ее часом позже, но внезапно мне очень захотелось пойти за ней.

– Литературное кафе. Отсюда метров пятьдесят. Вот увидите, очень милая атмосфера.

…Мы вошли в кафе и сели под книжными полками в старом зале, стены которого были уставлены книжками и фотографиями с подписями великих писателей. Катрин выглядела свежей и привлекательной. На моей карточке значилось, что она написала докторскую диссертацию о персонажах сказок братьев Гримм. Я завел разговор об этом. Дал ей рассказать о ее теории, о которой ничего сейчас не помню, кроме движения ее губ – небольших волн, медленных и любящих порезвиться. Потом я резко перебил ее, сказав, что моя персональная специальность – портить красивые истории. Уже несколько лет моя любимая игра с Кевином по вечерам – придумывать технологические приспособления, которые развенчивают истории с феями. Например, Мальчику-с-пальчику мы давали GPS, чтобы он нашел нужную дорогу, а семи нянькам – сотовый, чтобы они предупредили прекрасного принца…