Читать книгу "Небесные тираны. Столетняя история бомбардировщиков - Бьёрн Берге"

общенациональные властители дум не вели себя столь вызывающе даже в ту эру непостижимой неумеренности.

Футуризм олицетворял собой интеллектуальный бунт — да и кто не бунтовал тогда, в дни, когда мир, только что переставший существовать после невиданной общемировой бойни, должен был заново обретать себя. Это направление не только оказало огромное влияние на изобразительное искусство, театр, музыку и архитектуру, но и сподвигло многих служить в ВВС. Там после поверхностного обследования комиссия психологов и врачей решала, годен ли человек к службе. Минимальными требованиями для потенциального новобранца были спортивное телосложение и репутация надёжного, пунктуального и честного человека. Он должен был обладать хорошим глазомером и способностью сохранять трезвый ум в экстремальной ситуации. Откровенная незрелость и чрезмерная воодушевлённость кандидатов не приветствовались{111}.

А вот те, кого признавали годными, немедленно получали фирменные лётные куртки, которые авансом давали статус героя и производили впечатление на дам. Впрочем, надо отметить, что лишь половина новобранцев побывала в настоящих боях, причём многие из них уволились со службы, поняв, чтó она собой представляет{112}. Ожесточённые воздушные схватки унесли много жизней, а пережившие их долго страдали от посттравматических психозов.

Бенито Муссолини тоже увлекался футуризмом, но, несмотря на это, был достаточно расчётлив, чтобы не пойти добровольцем в ВВС. Он получил удостоверение пилота в 1920 году, в возрасте тридцати семи лет. В 1922 году он вступил в должность председателя Совета министров — главы правительства Италии, и среди его приоритетов значились создание королевских ВВС — Regia Aeronautica — и укрепление королевской власти над Северной Африкой. Он рисовал в воображении будущую Великую Итальянскую империю и называл Средиземное море на древнеримский манер Mare Nostrum — «наше море».

Много массовых протестов прошло на улицах Ливии — она перешла под контроль Италии в результате итало-турецкой войны, окончившейся за несколько лет до начала Первой мировой. В ходе этой войны, 1 ноября 1911 года, лейтенант Джулио Гавотти совершил первую в истории авиабомбардировку, стремясь уничтожить группу партизан в оазисе Айн-Зара, что в нескольких километрах к югу от Триполи. При себе у него были четыре бомбы размером с апельсин, три из них он положил в сумку для туалетных принадлежностей и одну — в карман лётной куртки.

Одной рукой я держал бомбу, другой — снимал железную проволоку, которой была обмотана сумка. Я вытащил одну из бомб и положил на колени. Свободной рукой я достал из маленького отсека сумки детонатор и взял его в зубы. Затем я закрыл сумку, установил детонатор и посмотрел вниз. Всё было чисто{113}.

Бомбарировка прошла по плану, Гавотти видел облака густого дыма, нависшие над поражённой целью. О других последствиях атаки известно меньше, но Гавотти был убеждён: «С дальнейшим развитием взрывных снарядов самолёты станут великолепным оружием»{114}. Он был прославлен как герой, а его подвиг был позже увековечен Габриэле д’Аннунцио в стихотворении «Песнь Дианы».

Каким бы малозначительным ни был этот эпизод с точки зрения стратегических целей, именно он определил новый облик войн последующих лет.

Губернатор Триполитании Джузеппе Вольпи был явно вдохновлён Гавотти, когда начинал так называемую стабилизационную кампанию в конце осени 1922 года. Мы не знаем, был ли он также знаком с прорывными идеями сэра Хью Тренчарда о патрулировании с воздуха, но очень скоро он взял бомбардировщики на вооружение. И хотя в густонаселённых прибрежных районах на севере власти всё равно вынуждены были использовать сухопутные войска, бомбардировщики стали основным инструментом ведения боевых действий в оазисах и деревнях Cахары; причём никто не заботился о различии между военными и гражданскими целями. Постоянные наступления вынуждали людей покидать поселения вблизи источников воды и уходить в пустыню, многие погибали от жажды, голода и болезней. Стада домашнего скота регулярно попадали под огонь. За время одного только короткого весеннего наступления было убито 25 000 верблюдов и овец.

Одним из городов, подвергнутых бомбардировке, был Йефрен, сегодня известный как Яфран, расположенный примерно в 16 км от северо-западного побережья в сильно разъеденной эрозией горной цепи Нафуса, образующей переход между прибрежной равниной на севере и пустыней на юге. Подробных сведений о нападении нет: ни о том, сколько самолётов участвовало в атаке, ни о том, сколько было сброшено бомб, ни о количестве раненых и убитых. Но имеется фотография одного из участвовавших в атаке бомбардировщиков. На ней можно увидеть множество отливающих серебром (опять-таки в духе футуризма!) бомб и запечатлённый с высокой чёткостью горный городок, где по двум склонам разбросаны квадратные, тесно прилегающие друг к другу глиняные дома. Между ними простираются вереницы оставленных овцами следов, проходящих сквозь сухие заросли вдоль иссохшей речной долины. Судя по всему, снимок был сделан осенью. А поскольку Йефрен находился в первом завоёванном итальянцами регионе, логично предположить, что тут запечатлено самое начало конфликта и что снята фотография с тяжёлого бомбардировщика наподобие «Капрони Ка.36M».

До Вены д’Аннунцио хотел лететь на бомбардировщике «Капрони», но в тот раз ему не довелось этого сделать. Генеральный штаб решил, что задача несущественна, и не мог позволить себе рисковать самолётом стоимостью более 200 000 лир. Вместо «Капрони» д`Аннунцио предоставили куда менее роскошный истребитель, стоивший в 4 раза меньше{115} (поставить под удар драгоценную жизнь кумира всей страны военачальники не поколебались).

Впрочем, во время войны в Ливии всё было по-другому. Тут годились только бомбардировщики «Капрони». Фабрикой «Аэронавтика-Капрони», на которой они собирались на протяжении всей Второй мировой войны, владел и управлял Джованни Капрони. Самолёты «Капрони 36М» с тремя двигателями от «Изотта Фраскини» (один из них использовался как вспомогательная силовая установка в задней части фюзеляжа) выкатились из производственных помещений в Милане в 1923 году. Фабрика не скрывала, что это лишь модернизация модели, увидевшей свет в 1915 году. И корпус, и крылья были обшиты деревом и брезентом, скреплёнными немыслимым множеством расчалок[4]. Кабина пилота была открытой, а турель[5] в хвостовой части возвышалась, словно башня древнеримского танка, чтобы при стрельбе не задевать задний винт. Кроме того, на самолёте недоставало бомбовых отсеков, и боеприпасы приходилось перевозить на специальных креплениях под фюзеляжем. Но он был достаточно хорош для итальянских ВВС, по крайней мере для операций в Ливии. Во всяком случае, так предполагалось.

Поэтому стало большой неожиданностью то, что повстанческие движения не удалось парализовать ни технологическим превосходством, ни атаками буквально обожествляемых боевых самолётов. Кроме того, мятежники были хорошо вооружены. Они прибрали к рукам оружие, которое оставили некогда свирепствовавшие тут великие державы, — и, поверьте, мушкетами их арсенал не ограничивался. Лётные экипажи должны