Читать книгу "Такой была наша любовь - Мари Сюзини"

него висела корзина, в которой лежали хлеб, салат и бутылка молока. Однако мы не стали ничего просить у него. Мы вообще почти не разговаривали. Но я не желала мириться с провалом нашей затеи, я упорно не хотела сдаваться. И тут вдруг у меня появилась идея, как мне показалось — блестящая идея. А что, если пойти в лес по ту сторону ручья, посмотреть, нет ли там чего. Ведь, если хорошо поискать в лесу, наверняка найдется что-нибудь съедобное. Я говорила Венсану о ежевике и грибах. О диких кроликах. Я понимала, что не знаю ни французской деревни, ни ее лесов. Но была уверена, что мы что-нибудь найдем в этом лесу, ну хоть что-то. И я тащила туда Венсана. «Ну пошли же!» Но Венсан сидел в люцерне, поджав по-турецки ноги, и никуда не желал двигаться. «Ну пойдем же!» Я принялась уговаривать его, и Венсан, такой разумный, такой рассудительный, в конце концов подчинился.

Да, конечно, все получилось нелепо: нам не только не дали продуктов, нас даже прогнали. Мы везли в Париж лишь эти злосчастные земляные груши… И вдруг, забыв обо всех злоключениях, мы рассмеялись. Так хорошо нам было вдвоем! Я что-то искала под листвой, как ищут дети пасхальные яйца, — с волнением и с уверенностью в том, что непременно что-нибудь найду. В лесу царил такой же мир и покой, как и в полях. И вот тут-то случилось нечто неожиданное. Возникший неизвестно откуда с легким шорохом — точно перелетевшая с ветки на ветку птица — молодой парень с автоматом в руках преградил нам путь и строго приказал нам следовать за ним.

Надо прямо сказать, что я в те годы не очень-то разбиралась в том, что происходило. НОВАЯ ФРАНЦИЯ, МОЛОДОЙ ФРОНТ, НОВАЯ ЕВРОПА, НОВЫЙ ПОРЯДОК, МОЛОДАЯ ФРАНЦИЯ, НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКАМ, МОЛОДЕЖНЫЕ СТРОЙКИ, ГРАЖДАНСКАЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ СЛУЖБА, МОЛОДЕЖЬ МАРШАЛА… Цветок на шляпе, песня на устах… Сторонники правых вдруг выступали против немцев, левые вступали в Тевтонский орден, имя божье поминали на каждом шагу, бог помогал людям искупить их грехи… Да, у меня было весьма смутное представление о том, что происходило… Человек приносил себя в дар Франции. Он отождествлял себя со всей страной. Теперь все иначе. А в общем-то, как ни странно, все повторяется… Словно избитый мотив.

Но вот что я действительно знала хорошо — так это сирены воздушной тревоги, бомбежки и обыски, взрывы и пожары, опустошение Европы. И постоянный страх перед комендантским часом: а вдруг не успею вернуться вовремя… Я бегу в темноте, натыкаясь на мусорные баки, с ужасом думая о том, что придется всю ночь чистить сапоги немцам. И еще жуткая мысль: если в эту ночь будет совершено покушение, меня могут забрать в комиссариат в числе заложников. Занятия в университете, встречи с Венсаном в Люксембургском саду, в «Источнике» и в моей студенческой комнате, прогулки по набережным заполнили всю мою жизнь. А еще были холод и голод, талоны и очереди. Только бы отогреть как-нибудь пальцы, только бы продержаться еще немного. Мы теряли в очередях по нескольку часов в день, теряли остатки сил, которые едва-едва могли поддержать скупые пайки. И мы жили так изо дня в день, не вполне уверенные в том, что доживем до завтра, но твердо убежденные в том, что, если дело обернется для немцев плохо, они взорвут все к чертям. Можно ли было в такое время размышлять над какими-то общими проблемами?.. Запах немцев мне вспоминается еще и сегодня, когда я вхожу в метро, он так же неистребим, как едкая вонь слезоточивых газов на бульварах в наши дни — этот резкий, тошнотворный запах. Как часто, стоя в переполненном вагоне метро, я ощущала, что моя рука касается ремня или револьвера, но ни разу мне не пришла в голову мысль оттолкнуть немца. Мы просто перестали их замечать, взгляд скользил мимо.

Я считала тогда, что Сопротивление — это красные листки с черными буквами и фотографиями, расклеенные в метро. Участники Сопротивления не ходили по улицам с плакатами; в подпольную организацию можно было вступать только по рекомендации, имея связи. А я слепо верила в провидение, в то, что справедливость в конце концов восторжествует, и героям предпочитала неудачников… Шли дни, один за другим, беспросветной чередой, люди вокруг, как мне казалось, жили так же, как и я, — думая только об одном: когда же кончится эта война. По крайней мере так жило большинство, пусть даже потом они станут говорить, что участвовали в Сопротивлении. Ничего подобного. Они, как и все остальные, думали лишь о том, как раздобыть еды, угля и вина, тревожились за детей, у которых не было обуви и которым не хватало витаминов. И единственная мысль у всех: поскорее бы все это кончилось. Мы ждали от преподавателей каких-либо указаний, объяснений, хотя бы намеков — во время изложения легенды об Антигоне или на лекциях по философии Канта. Но все сводилось лишь к частным замечаниям по стилистике, к давно известным устоявшимся концепциям. И ни слова о том, что интересовало нас… Правда, никто из нас не мог точно сказать, кто сидит на лекции рядом: немецкий провокатор или коммунист. Приходилось все время быть начеку… Так как же я могла говорить с кем-то о Сопротивлении…

И все же однажды и я, сама того не подозревая, оказалась замешанной в дела подпольной организации. Я несколько дней носила с собой пакет, который мне вручил Стефан после занятий. У него было в тот день свидание, и он попросил меня подержать у себя пакет до следующего дня… «Если это масло…» — засмеялась я. «Нет, нет, это книги и конспекты». С пакетом под мышкой я отправилась домой, а потом целую неделю ходила в Сорбонну с этим тяжелым свертком… А Стефан все не приходил… Что могло с ним случиться? Пришлось нам с Венсаном отправиться к нему, чтобы узнать, в чем дело. Консьержка провела нас к себе в комнату и только тогда сказала, что Стефан арестован. Какие-то люди в гражданской одежде пришли за ним… Двое молодых мужчин, одетых в синее… На следующий день решили передать пакет преподавателю, который открыл его тут же, при нас, в своем кабинете. Там оказались листовки. Масса листовок компартии. Я совсем не испугалась, только с удивлением рассматривала их… Что с ними делать? Кому передать? «Если у вас есть печка, сожгите их как можно скорее», — сказал профессор, возвращая нам пакет. Венсан забрал сверток и зашел