Читать книгу "Приключения Буратино (тетралогия) - Алексей Брусницын"

Что это было? Падение метеорита? Маловероятно. Мягко говоря. И как это было бы глупо со стороны Буратино так скомкать концовку сюжета. Ну что тогда? Что? Он закрыл глаза и попытался припомнить последние моменты сна. И тут его осенило. Ну конечно. Я же, кретин, подпустил их на полкилометра. Когда они убедились, что обстреливать челнок бесполезно, взорвали ядерный заряд, который легко могли спрятать в танке или в телеге этой дурацкой с дровами, которая была к танку прицеплена. Но тогда получается, что они камикадзе какие-то. Что за фанатизм? Значит, так сильно хотели они нас уничтожить. За что? Что мы им сделали? Это же бред какой-то…

Александр заметил, что рассуждает о Камиле от первого лица. «Я», «мы», «нас», – это действительно ненормально. Стейси права, надо мозги проветрить. Реально деперсонализацией попахивает или того хуже – диссоциативным расстройством идентичности.

Ровно в шесть в библиотеку забежала Стейси:

– Александр, вы готовы? Нет. Читать не буду, нет времени. Если хотим успеть на ближайший поезд, выходить надо немедленно.

По дороге рассказала, что машину решила не брать, чтобы не стоять в жутких пробках в час пик, когда особенно многочисленные по пятницам толпы иерусалимцев возвращаются домой после работы в Гуш-Дане90. За пятнадцать минут они дошли до центральной железнодорожной станции Тель-Авива. И уже через сорок с небольшим минут приятного и живописного путешествия на скоростном поезде сквозь поросшие деревьями горы высадились в Святом городе.

До исторического центра добрались на трамвае, который хоть и тоже называется скоростным, но спешит не особенно.

Иерусалим отличается от Тель-Авива меньшей суетностью жизни и, возможно, отчасти поэтому большим количеством нищих, валяющихся на тротуарах прямо под ногами прохожих. На одного из них Невструев наступил, и тот разразился, судя по интонации, какими-то страшными проклятиями, содержащих всего одно слово, которое Александр знал наверняка и с некоторых пор страстно ненавидел, – «миштара́», то есть полиция. Ему стало не по себе. Он помнил, как легко здесь из-за того, что кто-то просто громко орёт, оказаться за решёткой.

– Стейси, скажите ему, я готов поклясться, что внимательно смотрел под ноги и не заметил его руку. Мне очень жаль.

Вместо того, чтобы переводить, виртуозка социальной коммуникации дала бомжу двадцатку. Тот сразу успокоился, вежливо поблагодарил её и даже Невструева и снова лёг на тротуар.

Они двинулись дальше.

– Я не понял, он что, специально это подстроил? – через несколько шагов осенило Александра.

– Возможно, он жалеет сейчас только о том, что вы не сломали ему руку. Тогда двадцаткой мы бы не отделались. Идёмте, я угощу вас знаменитой иерусалимской шава́рмой.

На территорию древней застройки они вошли через те же ворота, что и год назад с женой. Невструеву показалось, что это было совсем недавно. При воспоминании об Анне у него появилось неприятное чувство в районе солнечного сплетения, но на жабу оно уже не тянуло. Так, лягушонка, не больше.

– Это Новые ворота, самые скромные в Иерусалимской крепости, – комментировала Стейси, как заправский экскурсовод, – но посмотрите, как они эффектно смотрятся в лучах заходящего солнца.

Невструев хмыкнул.

– То есть вы меня, как барана, привезли на новые ворота полюбоваться?

– Ха-ха. Не отставайте.

Стейси хорошо знала дорогу и уверенно вела его в самое сердце Старого города узкими, извилистыми улицам, зажатыми между древними стенами и бесконечными витринами сувенирных лавок. Наконец они вошли в длинное и узкое сводчатое помещение с пошарпанными столами и стульями и огромным количеством антикварных медных светильников, подвешенных к потолку.

Старик-хозяин тепло поприветствовал гостей, усадил их на самое лучшее, по его словам, место возле холодильника с напитками и убежал на кухню.

Александр залюбовался одним из светильников и произнёс задумчиво:

– Я понял, почему люди, пока не существовало кинематографа, такие красивые вещи делали. Им просто надо было на что-то смотреть подолгу. Я думаю, по той же причине раньше очень детальные картины писали, а пришли в итоге, условно говоря, к «Чёрному квадрату».

– Да-да. И книги тогда были подробнее… – подхватила Стейси. – А вам совсем не нравится абстракционизм?

– Отчего же, есть вещи, которые очень нравятся. Но ими же совершенно невозможно наслаждаться продолжительное время. Посмотрел, оценил идею, второй раз особого смысла глядеть нет.

Стейси улыбнулась и пристально взглянула на него. Александру стало неудобно, он сделал вид, что его заинтересовали старые фотографии в рамах, висящие на стене напротив входа. В этот момент с подносом, уставленным мелкими тарелочками с салатами и разносолами, подошёл хозяин и принялся ловко расставлять их. Невструев указал на один из портретов и спросил на иврите (для этого его словарного запаса хватило):

– Это твой папа?

– Это мой дедушка. Наша семья владеет этим заведением уже семьдесят лет.

Эту фразу Стейси пришлось перевести.

Хозяин ещё раз сходил на кухню и вернулся с большой тарелкой, полной струганного мяса, и с торжественным видом водрузил её в самом центре композиции. Выглядело всё это аппетитно и остро пахло. Давно проголодавшиеся паломники набросились на еду.

Через минуту Александр остановился.

– Что это такое?

– Нравится? – Стейси гордилась так, как будто сама приготовила. – Они смешивают мясо с печенью, в этом секрет пикантности этого блюда.

– Пикантности?! А по-моему, жуткая гадость эта ваша иерусалимская шавуха. Как вы её едите? Как это заведение вообще существует столько лет?

Она хотела что-то ответить, но не нашла слов. Явно огорчилась, даже есть перестала. Ему привиделся блеск слёз в её глазах. Александру стало жутко неудобно, он взял Стейси за руку и попросил:

– Настя, не обижайтесь на дурака, пожалуйста. Я пошутил.

Она освободила руку.

– Называйте меня всё-таки Стейси. Настей меня только папа называл…

– Извините… А можно пивка за счёт вашей конторы? Что-то выпить захотелось. Вы как? Не против?

– Вообще-то, если вы не поняли, это арабское заведение. Тут нельзя алкоголь употреблять.

– Серьёзно? А я в полной уверенности пребывал, что хозяин – еврей.

– Ну вы даёте… Ладно. Хотела вам аутентичную кухню показать, но вы ни черта в этом не понимаете. Раз вы такой привереда, я покажу вам другое место.

– Что за место?

– Есть тут неподалёку один ресторанчик. Если вам там не понравится, тогда я не знаю… И на фиг пиво! Вина выпьем.

– Стейси, и сколько же ваша контора даёт на психокоррекцию? Неужели рестораны в эту смету укладываются? Или вы за свой счёт меня туда вести собираетесь?

– А не староваты вы для альфонса? – фыркнула Стейси. – Психокоррекция включает в себя любые мои предписания. И я предписываю вам ужин по вашему вкусу и немного красного вина. А также прогулку на свежем воздухе.

– А вы не