Читать книгу "Дневник. 1901-1921 - Корней Чуковский"

C. 318 Голичер говорил… «…тон был очень глубокий». – Разговор с Голичером на вечере у Браза подробно записан в Дневнике Блока. В частности, Блок пишет: «Вечер состоял в том, что мы “жаловались”, а он спорил против всех нас. “Не желайте падения этой власти, без нее будет еще гораздо хуже”» (Блок. Т. 7, с. 381).

C. 322 …как верна ваша статья о Маяковском!» – Статья «Ахматова и Маяковский» (см. примеч. к с. 315) до публикации была многократно прочитана в виде лекции.

C. 323 …кормила безрукого какого-то филолога. – Е. Д. Поливанова (сообщено Р. Д. Тименчиком).

C. 324 …его стихи о Солнце. – Упомянуто стихотворение Маяковского «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».

C. 325 …ругательства Мережковского – против Горького. – Эти слова Чуковского интересно сопоставить с записью А. Блока 17 декабря 1920 г.: «Правление Союза писателей. Присутствие Горького (мне, как давно уже, тяжелое). Статья Мережковского в ответ Уэллсу (списана у Сильверсвана)». См.: Ал. Блок. Записные книжки. М., 1965, с. 509. Статья Мережковского «Открытое письмо Уэллсу» от 10 ноября 1920 г. – ответ на серию газетных статей Г. Уэллса о России. Письмо опубликовано в эмигрантской печати: «Последние новости» (Париж). 1920. № 189. 3 дек. и «Свобода» (Варшава). 1920. № 125. 12 декабря. Мережковский пишет о Горьком: «…Вы полагаете, что довольно одного праведника, чтобы оправдать миллионы грешников, и такого праведника вы видите в лице Максима Горького. Горький будто бы спасает русскую культуру от большевистского варварства.

Я одно время сам думал так, сам был обманут, как вы. Но когда испытал на себе, что значит “спасение” Горького, то бежал из России. Я предпочитал быть пойманным и расстрелянным, чем так спастись.

Знаете ли, мистер Уэллс, какою ценою “спасает” Горький? Ценою оподления…

Нет, мистер Уэллс, простите меня, но ваш друг Горький – не лучше, а хуже всех большевиков – хуже Ленина и Троцкого. Те убивают тела, а этот убивает и расстреливает души. Во всем, что вы говорите о большевиках, узнаю Горького…»

Далее Мережковский утверждает, что большевики – марсиане из «Борьбы миров», «они чужды нам, земнородным, неземною, трансцендентною чуждостью.

Вы, мистер Уэллс… знаете, что торжество марсиан – гибель не только моего и вашего отечества, но и всей планеты Земли. Так неужели же вы – с ними против нас?»

C. 326 …Андреев говорил об этом открыто… – 12 сентября 1918 г. Л. Андреев записал в дневнике: «Крал Гржебин у многих, у меня занимал, не платя, потом сделал подложные векселя. Они были протестованы и – я был тверд – выкуплены им самим, но оригиналы остались у Андреича, на всякий случай. Признаться, я всегда щадил Гржебина, он “приятный грешник” и вызывал во мне чувство больше юмора, чем настоящего осуждения.» (Леонид Андреев. S.O.S., 1994, с. 147). Об истории с подложными векселями вспоминает и М. Иорданская (там же, с. 381).

1921

C. 327 Сейчас сяду писать статью для журнала милиционеров!!! – Речь идет о журнале «Красный милиционер». Какую статью собирался написать Чуковский для этого журнала, установить не удалось.

Поехал один я… остальные отказались. – Ю. Анненков тоже вспоминает «морозные сумерки 1919 года», когда он с Гумилевым и какой-то девушкой по настоянию Каплуна ездил в новый крематорий. (См.: Ю. Анненков. Дневник моих встреч: Цикл трагедий: В 2 т. Т. 1. Л.: Искусство, 1991, с. 91–94.)

C. 331 Лида ушла к Ткачатам… – т. е. в семью своей одноклассницы Тани Ткаченко.

…Лида и Коля самочинно явились домой… – Из-за того, что младший сын заболел скарлатиной, К. И. на время переселил старших детей в Дом искусств.

С. 332 «Почему вы пишете ужь, а не ужъ?» – В первом издании поэмы «Двенадцать» (Пг.: Алконост, 1918), выпущенном тиражом 300 экземпляров, слово «ужь» напечатано с мягким знаком (см., например, с. 63). В архиве Чуковского хранится нумерованный (шестьдесят второй) экземпляр этого издания с дарственными надписями Александра Блока и Юрия Анненкова.

…отвечал на вопросы с удовольствием. – В 1919 году Чуковский начал писать книгу об Александре Блоке и «пользовался всякой встречей с поэтом, чтобы расспрашивать его о том или ином из его стихотворений» (Чукоккала, с. 244).

C. 335 …Мария Александровна Врубель. – Сестру художника Врубеля звали Анна Александровна.

…нам (поэтам) теперь – смерть. – См. «О назначении поэта» (Блок. Т. 6, с. 160).

С. 336 …люди… могут так горячо отозваться на чужую обиду. – Когда Уэллс приехал в Петроград, Горький попросил Чуковского показать Уэллсу какую-нибудь петроградскую школу. Чуковский повел его в Тенишевское училище, расположенное напротив издательства «Всемирная литература». Там учились трое детей Корнея Ивановича. Школьники, перебивая друг друга, называли прочитанные ими книги Уэллса. Через несколько дней Уэллс зашел в какую-то другую школу, где никто из учеников не слышал его имени и не знал ни одной его книги.

По возвращении в Англию Уэллс выпустил книгу «Россия во мгле», где, между прочим, писал: «…мой литературный друг, критик г. Чуковский, горячо желая показать мне, как меня любят в России, подготовил эту невинную инсценировку, слегка позабыв о всей серьезности моей миссии». Чуковского оскорбило предположение Уэллса, что он подстроил сцену в школе. На самом деле Тенишевское училище славилось своими замечательными учителями, многие ученики писали стихи, участвовали в школьных рукописных журналах, уровень их знаний был высок. Подробнее этот эпизод и свидетельства очевидцев см. в статье: К. Чуковский. Фантасмагория Герберта Уэллса (ЧСС. Т. 4).

Боба начал писать стихи – былину о пружинщиках. – Эта былина записана в «Чукоккале» (см.: Чукоккала. М.: Премьера, 1999, с. 164–166).

C. 342 Блок… ничего не знал о кронштадтских событиях. – 28 февраля началось восстание кронштадтского гарнизона. 2 марта восставшие арестовали командование флота и создали свой штаб. Блок упоминает о событиях в Кронштадте и о своем посещении Лавки писателей в последнем чукоккальском стихотворении: «Как всегда, были смутны чувства, / Таял снег, и Кронштадт палил. / Мы из Лавки Дома искусства / На Дворцовую площадь шли…» (Чукоккала, с. 260–261).

Вчерашнее происшествие с Павлушей очень взволновало детей. – В такой завуалированной форме упомянуто в дневнике о судьбе Павлуши Козловского, сыне генерала Козловского, командовавшего в Кронштадте артиллерийской крепостью. Генерал Козловский был объявлен руководителем Кронштадтского мятежа, а его жена и дети – арестованы. Дети генерала Козловского учились вместе с детьми К. Чуковского в Тенишевском училище. Через много лет Лидия Чуковская пишет в своем дневнике: «Кронштадт для меня – это детство и наш барометр: виден или застлан туманом; потом, в Тенишевском, Саша и Павлик и Люля Козловские – за ними приезжали из ЧК – мальчиков (15–16 лет) – вернули через несколько дней, а Люлю, лет 9-ти, отец, генерал Козловский, бежавший в Финляндию, – через некоторое время выкрал… (Интересно, в скобках, что Сашу и Павла все же не арестовали тогда, а в 37-м – арестовали)… Да, уханье орудий с боевых кораблей не так было страшно, как страшно теперь читать это кровавое сочинение и списки расстрелянных. Тогда были „спутаны чувства“, а теперь… прояснились по поводу Кронштадта, но кровь льется реками» (2 марта 94. Дневник, архив Е. Чуковской). Запись сделана во время чтения вступительной статьи В. П. Наумова и А. А. Косаковского к публикации документов о Кронштадтской трагедии 1921 года (Вопросы истории, 1994. № 4). Там, в частности, сообщается: «Бывший генерал Козловский и его сподвижники объявлялись вне закона. За этим последовали репрессивные акты в отношении их родственников. 3 марта в Петрограде были произведены аресты лиц, совершенно не причастных к кронштадтским событиям. Их брали в качестве заложников. В числе первых была арестована семья Козловского… Вместе с ними были арестованы и сосланы в Архангельскую губернию все их родственники, в том числе и дальние» (Указ. соч., с. 7).