Читать книгу "Лорна Дун - Ричард Додридж Блэкмор"

пока, наконец, через несколько дней не очутился близ Бриджуотера.

Усталые, мы с конем были рады попасть в этот город, так как за деньги здесь можно было достать все.

Бриджуотер был занят войсками Герцога. Более разношерстной толпы представить себе невозможно, ибо наряду с настоящими солдатами здесь были и такие, кто не знал, с какой стороны держать ружье, а о дисциплине имел самое отдаленное представление. Поиски Фаггуса пока ни к чему не привели, и я слонялся среди этих «воинов», которые разглагольствовали о том, что сегодня, наконец-то, покажут проклятым католикам, — до тех пор, пока ноги не стали подкашиваться и я отправился в гостиницу на отдых.

Усталый, я тут же уснул, а город за окнами продолжал бурлить. Я спал как убитый несколько часов и проснулся только от того, что кто-то немилосердно тормошил меня, иногда даже дергая за волосы. С трудом разлепив глаза, я увидел хозяйку, стоявшую надо мной со свечой в руке.

— Оставьте меня в покое, хозяйка, — проворчал я. — Я заплатил за свою кровать и могу спать на ней хоть до скончания века.

— Неужели вы, такой здоровый и сильный, не примете участия в бою, звуки которого уже доносятся сюда? — спросила хозяйка, продолжая отчаянно трясти меня. — Такой мужчина мог бы справиться и с пушкой.

— Черт возьми, лучше я справлюсь с кроватью. А заодно, хозяюшка, я — за короля Якова.

— Ах, так вы католик! Знай я об этом — не стала бы вас будить, — продолжала брюзжать хозяйка на каком-то малопонятном диалекте. — Да ни одна девушка из Сомерсета не захочет иметь с вами дело.

Я был готов вышвырнуть эту мегеру за дверь, но уже достаточно проснулся для того, чтобы услышать отдаленные звуки пушечной пальбы, бой барабанов и звуки труб. Это вернуло меня к действительности. «Господи, — подумал я. — Ведь где-то там может находиться и Том, которого мне нужно вытащить из этой заварухи.» Долг перед Энни, которая могла остаться вдовой, перед крестником, который мог потерять отца, заставил меня одеться и погнал на улицу.

Я вошел на конюшню за Строптивым. Тот храпел, еще ничего не подозревая. Проснувшийся слуга взял с меня деньги, но напомнил, что если человека будят среди ночи, то обязаны платить в четыре раза больше, по крайней мере, по его словам, так поступают все благородные люди. Но так как я не выглядел благородным, то вручил ему двойную плату. По виду слуги я понял, что он рад был отделаться от Строптивого, который сильно мешал ему своим храпом.

Я направил коня к болотам, и хотя в небе светила полная луна, мне пришлось ехать, ориентируясь в основном на звук орудий. Поднимался туман. Вообще-то я не боюсь туманов, но это касается лишь тех случаев, когда находишься в знакомой местности. А тут дело осложнялось еще и тем, что небольшие озерца мелкой воды в тумане лишь поблескивали, не давая представления об их истинных размерах.

В таком тумане даже дикая утка, родившаяся здесь, не смогла бы найти свое гнездо, а что касается меня и Строптивого, мы, не будучи местными, положительно терялись, в какую сторону лучше ехать.

Но постепенно мы с конем все-таки приблизились к цели своего путешествия настолько, что услышали шум битвы, во всех ее леденящих кровь проявлениях. Звуки выстрелов, вопли убивающих и убиваемых, стоны раненых — все это до сих пор отдается в моих ушах. Мертвенный свет луны, густые испарения и туман, казалось, пропитались запахами крови, смерти и ненависти.

Видно еще ничего не было, были слышны только звуки. Строптивый пробирался сквозь камыши, минуя бесчисленные заливчики, заросли кустов, как вдруг из темноты донеслось ржание. Мой конь радостно ответил на него, и в тумане проступил силуэт лошади, как видно, потерявшей всадника. Навострив уши, она повернулась в нашу сторону. Я попытался подозвать ее свистом, а Строптивый даже дружелюбно зафыркал, но лошадь, видимо, радуясь избавлению от кровавого кошмара, звякнув стременами, стала удаляться, помахивая хвостом. Мне пришла в голову мысль, что лошадь эта наверняка знает дороги, и я не ошибся. Потихоньку последовав за ней, мы выбрались к маленькому хутору, который назывался, как я узнал впоследствии, Зеландией, так как со всех сторон был окружен водой.

Здесь совсем недавно (некоторые костры еще дымились) располагались лагерем королевские войска, но теперь хуторок опустел и вокруг не было видно ни души. На мое счастье, я случайно встретил местного юношу, который замысловатыми тропинками вывел меня незамеченным прямо в тыл армии Герцога. Было уже раннее утро, туман постепенно поднимался и первые, еще робкие лучи солнца озарили ужасную картину.

Лучше бы я этого никогда не видел! До сих пор в минуты одиночества или печали она встает перед моим мысленным взором. Счастлив был тот, кому довелось сразу погибнуть, а не захлебываться в вонючей болотной жиже, смешанной с кровью и выдранными внутренностями. Изуродованные тела, подергивающиеся в конвульсиях, оторванные руки, ноги и головы, и надо всем этим грохот боя, крики ярости и агонии, пороховой дым, розовеющий не то от крови, не то в лучах восходящего солнца. Трупы, горы трупов, где мертвецы застыли в самых причудливых позах: кто раскинув руки, как на распятии, кто сложив их, словно в последней молитве. Самое же жалкое зрелище представляли не закаленные в боях воины, а те, чьи руки владели лишь мотыгой или садовыми ножницами, ведь битва и даже смерть в ней не были их ремеслом. Оторванные от привычного труда, брошенные в мельницу беспощадной схватки, растерянные, что читалось даже в их мертвых глазах, они полегли, так и не поняв до конца, что же их сюда привело. Тот, кто видел то, что видел я, невольно задумывался: а стоило ли вообще появляться на этот свет?

Битва закончилась, но резня продолжалась. Навстречу мне попалась группа уцелевших мятежников, бежавших от неминуемой гибели. Они были в ужасном состоянии. Окликнув меня, они умоляли не стрелять и помочь им выбраться. Самый здоровый, видно, главный, с трудом подошел ко мне, протягивая руки. Я подал ему флягу с бренди, и он без сил опустился на землю. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что жить ему осталось немного. Подкрепившись, он обратился ко мне с просьбой:

— Передай моей жене, что в нашем саду, в дупле старой яблони, я спрятал золотую гинею.