Читать книгу "Под стеклянным колпаком - Сильвия Плат"

– Сейчас уроню, сейчас уроню, сейчас уроню.

– Нет, не уроните, – ответил акушер, взял у него младенца и начал его массировать. Синюшность исчезла, младенец закричал надрывным, хриплым голоском, и я увидела, что это мальчик.

Первым делом младенец написал на лицо акушеру. Позже я сказала Бадди, что не понимаю, как это возможно, а он ответил, что это вполне возможно, хотя и не совсем обычно, и мы это видели.

Как только младенец появился на свет, персонал в палате разделился на две группы. Акушерки привязали к запястью новорожденного металлическую бирку, протерли ему глазки ватным тампоном на деревянной палочке, запеленали его и положили в кроватку с полотняным пологом. Тем временем акушер и Уилл принялись зашивать разрез иглой с длинной нитью.

По-моему, кто-то сказал:

– У вас мальчик, миссис Томолилло.

Но женщина не ответила и не подняла головы.

– Ну, и как тебе? – спросил Бадди с довольным выражением на лице, когда мы шли к нему в комнату через прямоугольную лужайку во внутреннем дворике.

– Замечательно, – ответила я. – Каждый бы день смотрела на что-нибудь подобное.

У меня не хватило смелости спросить его, есть ли еще какие-то способы рожать детей. По какой-то причине я считала самым главным самой увидеть, как из лона выходит дитя и убедиться, что оно твое. Мне казалось, что если все равно придется терпеть эту боль, то лучше оставаться в сознании.

Я всегда представляла себе, как приподнимусь на локтях над столом, когда все уже кончится – смертельно бледная, конечно же без макияжа, измученная и исстрадавшаяся, но улыбающаяся и вся светящаяся от счастья, с волосами до пояса, протягивающая руки к своему извивающемуся первенцу и произносящая его имя, какое – неважно.

– А почему он был весь чем-то присыпан? – спросила я тогда, чтобы поддержать разговор, и Бадди рассказал мне об остатках плаценты и последа, защищавших кожу младенца.

Когда мы вернулись в комнату Бадди, очень напоминавшую мне монашескую келью своими голыми стенами, голым полом, аскетически убранной кроватью и столом, на котором лежали многотомная «Анатомия» Грея и другие жуткие книжки, Бадди зажег свечу и откупорил бутылку «Дюбонэ». Потом мы рядышком улеглись на кровать. Бадди потягивал вино, а я читала вслух «Край, где я не бывал» и другие стихи из книги, которую захватила с собой. Бадди говорил, что в поэзии, наверное, все-таки что-то есть, если девушка вроде меня целыми днями только ею и занимается, поэтому при каждой нашей встрече я читала ему стихи и объясняла, что в них находила. Это Бадди подал такую идею. Он всегда строил наши совместные выходные таким образом, чтобы мы никогда не жалели о попусту потраченном времени. Отец Бадди был учителем, и он сам, по-моему, тоже мог бы стать учителем, потому что всегда пытался мне что-то объяснить и открыть для меня что-то новое.

Когда я закончила читать стихотворение, он вдруг спросил:

– Эстер, ты когда-нибудь видела мужчину?

Он спросил это таким тоном, что я поняла: он имел в виду не просто мужчину, не мужчину вообще, а мужчину голого.

– Нет, – ответила я. – Только статуи.

– Ну а что ты скажешь на то, чтобы посмотреть на меня?

Я не знала, что ответить. С недавнего времени мама с бабушкой начали все прозрачнее намекать мне на то, какой замечательный и чистый мальчик Бадди Уиллард: и родом он из замечательной семьи, и все в церкви считают его просто образцовым сыном, заботливым по отношению к родителям и всем старшим, и в то же время он такой спортивный, симпатичный и умненький. Все слышанное мною сводилось к тому, какой Бадди замечательный и чистый и его достойна лишь столь же замечательная и чистая девушка. Поэтому я не думала, что Бадди может замыслить или сотворить что-нибудь дурное.

– Ну, наверное, да, – пробормотала я.

Я пристально смотрела на Бадди, пока он расстегивал молнию на своих твиловых брюках, снимал их и раскладывал на стуле, потом стягивал трусы, сделанные из чего-то наподобие нейлоновой сеточки.

– Они классные, – объяснил он. – К тому же мама говорит, что легко стираются.

Вот так он стоял передо мной, а я таращилась на него и единственное, что видела, – это индюшачью шею и индюшачий зоб. Мне стало очень грустно.

Бадди, похоже, обиделся на то, что я ничего не сказала.

– По-моему, тебе надо привыкнуть ко мне в таком виде, – произнес он. – А теперь позволь мне взглянуть на тебя.

Но раздеваться перед Бадди вдруг представилось мне таким же жутким, как фотографироваться для определения осанки в колледже, когда надо стоять обнаженной перед камерой, все время зная, что твои фото голышом анфас и в профиль поместят в медицинскую карточку с отметками по четырехбалльной системе в зависимости от степени твоей сутулости.

– Ой, лучше в другой раз, – стушевалась я.

– Ну ладно, – согласился Бадди, одеваясь.

Потом мы целовались, обнимались, и мне стало немного легче. Я допила «Дюбонэ», уселась по-турецки на краешек кровати Бадди и попросила у него расческу. Я начала зачесывать волосы на лицо, чтобы Бадди не мог его видеть, потом внезапно спросила:

– Бадди, а у тебя когда-нибудь с кем-нибудь был роман?

Сама не знаю, отчего я это сказала, слова просто вылетели у меня изо рта. Я ни на минуту не могла себе представить, что Бадди заведет с кем-то роман. Я ждала, что он ответит: «Нет, я берегу себя для женитьбы на какой-нибудь чистой девственнице вроде тебя».

Однако Бадди промолчал, лишь покраснел.

– Ну, так был роман?

– Что значит – роман? – глухим голосом переспросил Бадди.

– Ну, ты когда-нибудь с кем-нибудь спал?

Я продолжала ритмично зачесывать волосы на обращенную к Бадди щеку и чувствовала, как крохотные электрические искорки пощипывают мое разгоряченное лицо. Мне хотелось закричать: «Нет, нет, не говори, ничего не говори!» Но я не кричала, а сидела тихо.

– Ну да, спал, – наконец ответил Бадди.

Я чуть не свалилась на пол. С той первой ночи, когда Бадди Уиллард поцеловал меня и сказал, что у меня, наверное, нет отбоя от кавалеров, он заставил меня почувствовать, что я гораздо сексуальнее и опытнее его. И что именно я как бы невзначай подталкивала его к тому, чтобы мы с ним обнимались, целовались и занимались петтингом, и что он ничего не мог с собой поделать и это выходило само собой.

Теперь же я поняла, что все это долгое время он лишь притворялся чистым и невинным.

– Так расскажи мне. – Я продолжала медленно расчесывать волосы, чувствуя, как при каждом движении зубчики расчески впиваются мне в щеку. – И кто же она была?

Бадди, похоже, вздохнул с облегчением, оттого что я не рассердилась. Мне даже показалось, ему стало легче от того, что придется рассказать кому-то, как его соблазнили.

Ну, конечно же, Бадди соблазнили, сам он ни о чем таком не думал и ни в чем не был виноват. Это все официантка в гостинице в Кейп-Коде, где он прошлым летом работал уборщиком посуды. Бадди заметил, что она как-то странно поглядывает на него и норовит прижаться к нему грудью в кухонной суете. И вот наконец однажды он спросил ее, в чем дело, а она взглянула ему прямо в глаза и ответила: