Читать книгу "Man and Boy, или Мужчина и мальчик - Тони Парсонс"

Моя мама не слишком противилась изменениям. Она была городской девушкой, и я помню, как, когда я был маленьким, она жаловалась на то, что в нашем городке не хватает магазинов и кинотеатров. Но я искренне сочувствовал папе.

Ему не нравилась армия пригородных жителей, работавших в городе. Они заполоняли станцию по будням и поля для гольфа по выходным. Ему не нравились компании напыщенных юнцов, слонявшиеся вокруг участков с таким видом, как будто они гуляют по Лос-Анджелесу. Он не ожидал, что в столь почтенном возрасте окажется в такой близости от людских толп и криминально настроенных элементов.

И потом был еще я.

Родители вышли к дверям в надежде увидеть всех нас троих: мы собирались к ним на обед. Но увидели только одного своего сына. Сбитые с толку, они смотрели, как я проезжаю мимо ворот и ищу, где бы припарковаться. Они не понимали, что происходит.

Когда я был маленьким, вдоль этой улицы машины не стояли. Одного гаража для семьи было более чем достаточно. Теперь ты мог заработать грыжу, разыскивая, где поставить машину. Все сильно изменилось.

Я поцеловал маму и пожал руку отцу. Они не знали, что случилось. Еды было слишком много, ведь они ждали и Джину, и Пэта. Родители думали, что это будет встреча двух счастливых семейств. Вместо этого они получили одного меня.

— Мама, папа, я должен вам кое-что рассказать.

Звучали старые песни. Из стереомагнитофона доносился концерт Тони Беннета в «Карнеги-Холла», хотя это мог с тем же успехом быть Синатра, или Дин Мартин, или Сэмми Дэвис-младший. В доме моих родителей никогда не умолкали старые песни.

Они уселись в свои любимые кресла и выжидающе уставились на меня. Как двое ребятишек. Клянусь Богом, они думали, что я объявлю о скором прибавлении в моем семействе. А я стоял и чувствовал себя так, как я себя частенько чувствовал перед своими родителями: больше похожим на персонажа дешевой мыльной оперы, чем на сына.

— В общем, такое впечатление, что Джина меня бросила, — выдохнул я.

Я произнес это совершенно неподобающим тоном — небрежным, беззаботным. Каким-то несерьезным. Но не мог же я упасть на четвереньки и залить слезами их пушистый ковер. Потому что после вчерашней поездки в парк и второй бессонной ночи на слишком большой для одного меня кровати я наконец начал сознавать что она может не вернуться. Но я уже вырос из того возраста, когда приносишь родителям дурные вести. А они были слишком стары, чтобы эти новости выслушивать.

Несколько долгих секунд прошли в полной тишине.

— Что? — переспросил отец. — Как это — бросила?

— Где ребенок? — спросила мать. Она-то моментально все поняла.

— Пэт у Джины. Дома у ее отца.

— У этого ненормального панка? Бедняжка.

— Что значит — она тебя бросила? — не отступал старик.

— Она от меня ушла насовсем, папа.

— Я ничего не понимаю.

Он действительно не понимал. Он любил ее и любил нас, а теперь все кончилось.

— Она свалила, — продолжал объяснять я. — Смоталась. Отчалила.

— Следи за своим языком, — сказала мама. Она прижала пальцы к губам, как будто молилась. — Ох, Гарри. Мне так жаль!

Она подошла ко мне, и я вздрогнул. Все было бы нормально, если бы родители не были так добры ко мне. Я бы пережил, если бы они не стали обнимать меня и говорить, как они меня понимают. Но если они начнут жалеть меня, я этого не вынесу. К счастью, старик спас меня. Старый добрый папуля.

— Ушла? — переспросил он сердито. — Ты разводишься, ты это хочешь сказать?

Я об этом еще не думал. Разводиться? Как это бывает? С чего начинать?

— Видимо, да. Ведь так все и делают, правда? Когда расходятся.

Он встал, его лицо вдруг побледнело. Глаза увлажнились. Он снял очки и начал зачем-то основательно протирать их.

— Ты разрушил мою жизнь, — неожиданно выдал он.

— Что?!

Я не желал верить своим ушам. Мой брак разваливается, а жертвой, видите ли, оказывается он? Как это может быть? Мне, конечно, очень жаль, что его драгоценная невестка ушла из его жизни. Мне жаль, что его внук увидел, как родители порвали друг с другом. И больше всего мне жаль, что его сын оказался всего-навсего еще одним тупым ничтожеством, уныло ковыляющим в сторону гражданского суда. И все же я не собираюсь отдавать ему главную роль в нашей маленькой трагедии!

— Как это мне удалось разрушить твою жизнь, папа? Если кто-нибудь и пострадал, то это Пэт, а не ты.

— Ты разрушил мою жизнь, — упрямо повторил он.

Мое лицо горело от стыда и возмущения. С чего бы ему так огорчаться? Его-то жена никогда его не бросала.

— Твоя жизнь уже прошла, — сердито пробурчал я.

Мы взглянули друг на друга почти с ненавистью, и он тут же вышел из комнаты. Мне было слышно, как отец шаркая бродит наверху. Я уже пожалел о том, что ляпнул ему так необдуманно. Но он сам не оставил мне выбора.

— Он ничего такого не имел в виду, — встала на защиту отца мама. — Он очень расстроен.

— Я тоже, — кивнул я. — Со мной никогда раньше ничего такого плохого не происходило, мама. Все было легко. До сих пор со мной ничего плохого не происходило.

— Не слушай отца. Он просто хочет, чтобы у Пэта было то же, что и у тебя. Двое родителей, надежный и стабильный дом, чтобы строить свою жизнь. И все такое.

— Но у него никогда уже этого не будет, мама, если Джина действительно ушла. Мне жаль, но так уже никогда не будет.

В конце концов отец спустился обратно, и пока он с трудом глотал обед, я попытался вкратце описать родителям ситуацию: в семье были проблемы, в последнее время все шло не так уж гладко, но мы все еще были друг другу небезразличны. Надежда оставалась.

Я не стал рассказывать, что переспал с коллегой и что, по словам Джины, вышвырнул ее жизнь на помойку. От такого они могли подавиться бараньими отбивными.

Когда я уходил, мама крепко обняла меня и уверила напоследок в том, что все устроится. И папа тоже сделал все, что мог: он обнял меня одной рукой и сказал, чтобы я звонил, если понадобится их помощь.

Я не осмелился взглянуть на него. Вот что плохо: когда ты думаешь, что твой отец — герой. Он не произнесет ни слова, но ты почувствуешь себя так, как будто тебе опять восемь лет и ты только что проиграл свою первую драку.

* * *

— Наш следующий гость не нуждается в представлении, — повторил Марти в третий раз подряд. — Черт… черт… что стряслось с этим гребаным телесуфлером?

Телесуфлер был в порядке, и он это прекрасно знал.

Наверху, на галерее, режиссер пробормотал в радиотелефон какие-то успокаивающие слова: мол, когда Марти будет готов, пусть начнет все заново. Но Марти сорвал с себя микрофон и ушел.