Читать книгу "Битая карта - Иэн Рэнкин"

Иными словами, дом был громадный, даже издалека. Он стоял на склоне холма посреди довольно унылого пейзажа. Высокая трава и несколько обожженных молнией деревьев. Неподалеку бежала речушка, впадающая в залив. Поскольку никакой ограды видно не было, Ребус решил, что вся земля окрест принадлежит Киннаулу.

Дом был современной постройки, если постройку 1960-х можно считать современной, и похож на бунгало, только раз в пять больше. Дом напоминал, пожалуй, швейцарские шале на открытках, правда, шале всегда были с деревянной обшивкой, тогда как тут стены были оштукатурены на шотландский манер — с вкраплением галечника.

«Видал я дома и получше», — проворчал он, паркуя машину на гравийной подъездной дорожке. Но, выйдя из машины, он начал понимать, чем привлекателен этот дом — открывающимся с него видом. Оба впечатляющих моста через Форт находились вроде бы совсем рядом, сам залив был спокоен и посверкивал в солнечных лучах; солнце освещало «зеленый славный» Файф на противоположном берегу залива. Росайта отсюда не видно, но на востоке можно было разглядеть курортный городок Керколди, где учились в школе Грегор Джек и, по слухам, Рэб Киннаул.

— Нет, — возразила, входя в гостиную миссис Киннаул — Кэт Киннаул. — Люди снова и снова повторяют эту ошибку.

Когда она минуту назад открыла ему дверь, Ребус все еще не мог оторвать глаз от пейзажа.

— Любуетесь видом?

Он улыбнулся ей:

— Это Керколди — вон там?

— Кажется, да.

Поднимаясь по ступенькам крыльца к двери, Ребус отметил, что вход в дом с обеих сторон украшен альпийскими горками и цветочными бордюрами. Похоже, миссис Киннаул принадлежала к породе садоводов-любителей. На ней была простая безыскусная одежда, на лице — безыскусная улыбка. Волосы явно после завивки, но убраны назад и схвачены заколкой. В ней было что-то от пятидесятых годов. Он не знал, что ожидал увидеть, — может быть, голливудскую блондинку, но только не это.

— Кэт Киннаул, — сказала она, протягивая руку. — Извините, забыла, как вас зовут.

Он, разумеется, предварительно позвонил, чтобы знать наверняка, что застанет кого-то дома.

— Инспектор Ребус, — сказал он.

— Да-да. Проходите, пожалуйста.

Конечно, все можно было обсудить по телефону. Украдены такие-то и такие-то редкие книги… Не предлагал ли их вам кто-нибудь?.. Если вдруг предложат, пожалуйста, дайте нам знать. Но, как и положено полицейскому, Ребус хотел видеть, с кем имеет дело. Люди нередко склонны недоговаривать, когда общаешься с ними по телефону. А при беседе с глазу на глаз они начинают нервничать. Впрочем, Кэт Киннаул, кажется, и не думала нервничать. Оставив Ребуса любоваться видом из окна, она приготовила чай и вернулась в гостиную с подносом в руках.

— Ведь ваш муж учился в Керколди, верно?

Тут она и сказала:

— Люди снова и снова повторяют эту ошибку. Я думаю, это из-за Грегора Джека. Вы, конечно, его знаете — член парламента. — Она поставила поднос на кофейный столик. На стенах висели фотографии Рэба Киннаула — кадры из фильмов. Были тут и фотографии актрис и актеров, которых Ребус, видимо, должен был знать. Фотографии с автографами. Главное место в комнате занимал телевизор с огромным экраном, на котором разместился видеомагнитофон. По обе стороны от телевизора на полу стояли высокие стопки видеокассет.

— Располагайтесь, инспектор. Сахар?

— Только молоко, пожалуйста. Вы говорили о вашем муже и Грегоре Джеке…

— Ах да. Видите ли, они оба люди публичные, все время мелькают в телевизоре, а потому многие считают, что они должны быть знакомы. В сознании людей их жизни, наверно, соединились, а потому в газетах и журналах стали писать, будто они учились в одной школе, но на самом деле это полная чепуха. Рэб учился в Данди. А в одной с Грегором школе училась я. В школе, а потом в университете.

Ага, значит, даже лучшие репортеры Шотландии не всегда докапываются до истины. Ребус взял фарфоровую чашечку с блюдцем и благодарно кивнул.

— Я тогда была, конечно, Кэтрин Гау. С Рэбом я познакомилась позже, когда он уже работал на телевидении. Он играл в какой-то пьесе в Эдинбурге. И я после спектакля столкнулась с ним в баре. — Она рассеянно помешивала чай. — Потом я стала Кэт Киннаул, женой Рэба Киннаула. Больше меня почти никто не называет Гаук.[15]

— Гаук? — Ребусу показалось, что он ослышался.

Она подняла на него глаза:

— Мое школьное прозвище. У нас у всех были прозвища. Грегор у нас был Разорёха…

— А Рональд Стил — Сьюи.

Она перестала помешивать сахар и посмотрела на него так, будто только что увидела.

— Верно. Но откуда…

— Так называется его магазин, — объяснил Ребус, что отвечало действительности.

— Ах да, — сказала она. — Так насчет этих книг…

Три вопроса не давали покоя Ребусу. Во-первых, оказавшись в доме коллекционера, он ожидал увидеть куда как больше книг. Во-вторых, он был бы не прочь еще поговорить о Грегоре Джеке. В-третьих, у него сложилось впечатление, что Кэт Киннаул принимает то ли наркотики, то ли транквилизаторы. Ее губы чуть-чуть запаздывали с каждым словом, а веки были полуприкрыты. Валиум? Может, даже нитразепам?

— Да, — сказал он, — насчет книг. — Потом оглянулся. Любой актер распознал бы в его жесте фальшь. — Мистера Киннаула сейчас нет дома?

Она улыбнулась:

— Его почти все зовут просто Рэб. Всем кажется, что если они видели его по телевизору, то уже его знают, а если знают, то имеют право называть по имени. Мистер Киннаул… Теперь видно, что вы полицейский. — Она чуть ли не погрозила ему пальчиком, но нет — взяла чашку и стала пить. Чашку из тонкого фарфора она взяла не за неудобную ручку, а за корпус, залпом выпила весь свой чай и вздохнула.

— Что-то жажда мучит с утра, — сказала она. — Извините, о чем мы говорили?

— Вы рассказывали о Грегоре Джеке.

Она удивленно посмотрела на него:

— Неужели?

Ребус кивнул.

— Ах да. Я читала об этом в газетах. Пишут всякие ужасы. О нем и о Лиз.

— О миссис Джек?

— Да, о Лиз.

— Что она собой представляет?

Ему показалось, что Кэт Киннаул вздрогнула. Она медленно встала и поставила пустую чашку на поднос.

— Еще чаю?

Ребус отрицательно покачал головой. Она налила себе молока, положила сахар, много сахара, потом налила чая.

— Сегодня с утра жажда мучит. — Она подошла к окну, держа чашку обеими руками. — Лиз всегда была сама по себе. Ею можно восхищаться. Нелегко жить с человеком, который все время в поле зрения публики. Он ее почти не видит.