Читать книгу "Житие маррана - Маркос Агинис"

таким блестящим средоточием знати, что куда там Мадриду.

Пока миряне присваивали себе всевозможные титулы, монахи, не желая от них отставать, без устали укрепляли престиж своих обителей. Просторными комнатами для уединенных размышлений и обширными сельскохозяйственными угодьями могли похвастаться все три монастыря: доминиканцев, францисканцев и мерседариев. В последнем нашел прибежище брат Исидро Миранда, у которого за плечами было столько лет служения, что настоятель охотно принял его. Умудренность престарелого проповедника, миссионера и наставника могла благотворно повлиять на членов ордена, созданного для спасения христиан из лап кровожадных мавров и здесь, в Южной Америке, оказавшегося несколько не у дел, поскольку мавров не было ни одного, а наличествовали только индейцы.

Францисканская обитель, самая крупная из всех, как раз готовилась к приезду строгого и неподкупного монастырского ревизора, молва о святости которого катилась по всему вице-королевству. Этот праведник являлся безоружным в самые дикие племена, держа в руках лишь распятие и старенькую скрипку. Ему приписывали многочисленные чудеса. Был он так худ, что временами становился вовсе невидимым, но голосом обладал звучным. Звали его Франсиско Солано. Дон Диего как-то встречался с ним в городе Ла-Риохе.

И наконец, нельзя обойти вниманием солидный монастырь Святого Доминика, в котором жил брат Бартоломе Дельгадо, занимавший почетную должность комиссара инквизиции[17]. Этот монах неопределенного возраста был лыс и чрезвычайно грузен. Ткани, которая пошла на черно-белое одеяние, колыхавшееся вокруг необъятной фигуры, хватило бы на облачение для полудюжины келейников. Брат Бартоломе обращался с обитателями Кордовы ласково и любил заявляться в гости без приглашения. Иногда приходил к обеду, иногда — к ужину, а случалось, заглядывал, чтобы пожелать людям доброго утра, когда они садились завтракать, или доброй ночи, когда все уже собирались спать. Толстяк с улыбкой усаживался за стол, где стояло горячее, десерт или просто блюдо с фруктами, и старался не только набить свое ненасытное брюхо, но и завести приятный разговор. В том, что касалось занимательных и весьма продолжительных бесед, комиссар инквизиции слыл настоящим виртуозом.

Он и сам вполне осознавал собственный талант, а потому не чувствовал себя в долгу, угощаясь едой и винами в чужих домах. К тому же свои неожиданные визиты брат Бартоломе наносил без устали не столько из праздности и обжорства, сколько по долгу нелегкой службы, ибо принадлежал к воинственному ордену доминиканцев, верных псов инквизиции, закаленных в борьбе с ересью. Ведь ее неуловимый дух легче всего почуять в домашней обстановке, во дворах, в столовых и даже в спальнях. Сплетни и непринужденная болтовня о приключениях, о делах и удивительных событиях помогали прояснить вкусы и наклонности хозяев, выведать их секреты и узнать, не придерживаются ли они каких-нибудь подозрительных обычаев.

Знакомство Франсиско с братом Бартоломе состоялось самым неожиданным образом. Мальчик едва сдержал удивленный возглас, увидев перед собой толстяка, больше похожего на гору, чем на человеческое существо. Они с Лоренсо как раз играли в прятки, и, пока приятель, отвернувшись к стене, стоял в передней и считал до десяти, Франсиско кинулся в комнату с ковром, влетел в дверь, но тут же остановился как вкопанный: в гостиной кто-то был. На одном стуле сидел отец, а на другом — колосс в черно-белом облачении. Оба обернулись и воззрились на сорванца, а здоровенный белоснежный котище, пригревшийся у необъятного чрева монаха, выгнул спину и так страшно зашипел, что мальчик в испуге закрыл лицо руками. Дон Диего подозвал сына, представил его брату Бартоломе и спросил:

— Как надлежит приветствовать духовное лицо?

Франсиско опустился на одно колено и прикоснулся губами к огромной пухлой руке, опасливо поглядывая на ощеренную кошачью пасть.

— Можешь идти играть, — милостиво разрешил комиссар инквизиции.

Франсиско немного помедлил, боясь, как бы Лоренсо его не обнаружил, и услышал, что разговор идет о еде. Монах подробно расспрашивал, какие блюда предпочитали жители Лиссабона и какие специи использовали в Потоси, а в ответ рассказал, как подрумянивать на вертеле перепелок и жарить утку по-флотски, приправленную перцем, чесноком и шафраном. Эти рецепты он получил не то от жителей Кордовы, не то от проезжих торговцев. Потом гость и хозяин стали вспоминать, из чего состоял так называемый белый обед, который личный повар Филиппа II придумал для своего господина. Известно, что готовили его из мяса домашней птицы, мелко порезанного и тушенного на медленном огне, а вот в соусе не было ничего экзотического — только молоко, сахар да рисовая мука. Брат Бартоломе отметил, что дон Диего — чрезвычайно образованный человек, а маленький Франсиско обрадовался и подумал: конечно, а как же иначе!

Наконец монах спустил кота на пол и откланялся; отец проводил обоих до порога и сообщил, что скоро устроит обед для доминиканца и для их общего соседа, могущественного капитана копейщиков.

— Медицина нуждается в поддержке и церкви, и армии, — пошутил на прощание дон Диего.

Брат Бартоломе шагал не спеша, задумчиво глядя себе под ноги. Белоснежный кот семенил рядом, словно приклеенный к подолу облачения. Монах прокручивал в уме все сказанное португальским лекарем, начиная от приветствия и заканчивая шуткой, отпущенной напоследок. Беседуя о еде, инквизитор незаметно плел коварные тенета, надеясь, что хозяин дома в них попадется. Однако тот не выказал ни малейшего отвращения ни к свинине, ни к рыбе без чешуи, ни к сочетанию мяса и молока. Учтивость, с которой Диего Нуньес да Сильва принял его, равно как и отличные знания католической доктрины также были весьма похвальны. Супруга врача произвела на монаха благоприятное впечатление: исконная христианка, глубоко верующая женщина. К тому же следовало отметить, что доктор с самого прибытия в Кордову исправно посещал церковь, вместе со всей семьей участвовал в религиозных процессиях и даже водил туда чету рабов. Исповедовался, внимательно слушал проповеди, причащался. Что и говорить, искусный притворщик. Разумеется, комиссар не преминул краешком глаза взглянуть на книги, стоявшие на полках возле письменного стола.

Войдя в ворота обители, брат Бартоломе пересек монастырский двор и закрылся у себя в келье. Там он обмакнул перо в чернила и записал все свои наблюдения. Иногда, просматривая эти записи, доминиканец обнаруживал какие-то важные детали, которые подметил, но поначалу не истолковал должным образом.

♦ ♦ ♦

Заточенный в темной и сырой камере доминиканского монастыря на юге Чили, Франсиско дожидается очередного этапа следствия и дует на покрытые язвами запястья.

Born в коридоре слышатся шаги. За этим следует обычная какофония: скрежещет ключ, гремит засов, скрипит дверь; на пол ложится полоска света. Входят два стражника и встают один справа, другой слева от узника, точно опасаются, что тот сбежит. За ними появляется