Читать книгу "Великий перелом - Гарри Тертлдав"

— Обождите, — сказал Атвар. — СССР и Япония не были в состоянии войны друг с другом, когда мы прибыли на этот жалкий шар из грязи. Тем не менее Молотов подтверждает помощь китайцам против японцев?

— Он подтверждает, благородный адмирал, — ответил переводчик.

— Тогда спросите его, почему мы не должны ожидать, что СССР будет снабжать китайцев оружием против нас, хотя его не-империя не будет в состоянии войны с нами.

Уотат перевел. Снова сработала цепочка: Молотов — его переводчик — Уотат — Атвар.

— Он говорит, что в отличие от японцев у Расы есть мощь и интерес наказывать за любые подобные нарушения.

От такого захватывающего дух цинизма у адмирала вырвалось сильное шипение. Тем не менее этот подход был достаточно реальным, чтобы сделать возможной договоренность.

— Скажите ему, что за нарушениями последуют наказания, — сказал он, добавив усиливающее покашливание.

— Он признает правомерность вашего беспокойства, — сказал Уотат.

— Как хорошо с его стороны признать это, — сказал Атвар. — А теперь вернемся снова к вопросу о Польше. Из тех, что остались у нас, он кажется главным.

Едва договорив, он задумался, сохранится ли такое положение вещей в будущем. Китай занимает гораздо большую площадь, и в нем живет гораздо больше Больших Уродов, чем в Польше. Кроме того, у него очень длинная граница с СССР, которую трудно перекрыть даже с использованием технологии Расы. Раньше или позже самцы из СССР попробуют пойти на обман, а потом будут отрицать, что они сделали это. Он чувствовал, что этого не избежать.

Попросил слова самец из Британии:

— Прошу внимания!

Он был вежлив — дождался приглашающего жеста Уотата и только затем продолжил:

— Я должен повторить, что правительство его величества, признавая завоевание Расой значительной части нашей Империи, не может рассматривать формальное признание этих завоеваний без гарантий перемирия, идентичного по достоинству и в формальном отношении тому, которое вы уже заключили с Соединенными Штатами, с Советским Союзом и Германией.

— Поскольку завоевание остается реальным, то признание его не имеет значения, — ответил Атвар.

— Великая история противоречит вам, — сказал Иден.

По мнению Атвара, у Тосев-3 не было великой истории. Он не стал указывать на это — чтобы не раздражать Больших Уродов.

— Вы должны знать, почему Британия не входит в перечень указанных вами не-империй.

— У нас нет атомного оружия, — ответил британский самец. — Но вы должны знать, что так будет не всегда.

На мгновение Атвар заколебался: может, дать британцам формальное перемирие, которого они домогались на переговорах, в ответ на остановку их ядерной исследовательской программы? Но он промолчал: когда три тосевитские не-империи уже обладают атомным оружием, еще одна ничего не изменит, даже если британцы что-то выторгуют на этом предупреждении.

— А Польша? — спросил он.

— Есть и должна быть нашей, — заявил фон Риббентроп.

— Нет!

Атвар понял это слово без помощи переводчиков: Молотов так часто его использовал, что его можно было узнать безошибочно.

— Раса будет некоторое время сохранять за собой те части Польши, которые она теперь занимает, — сказал адмирал. — Мы продолжим дискуссии с Германией, с СССР и даже с поляками и евреями в усилиях найти решение, удовлетворяющее все стороны.

— Генеральный секретарь Сталин дал мне инструкции согласиться на это, — сказал Молотов.

— Фюрер не согласен, не согласится и не может согласиться, — сказал фон Риббентроп.

— Я еще раз предупреждаю вас и фюрера: если вы возобновите войну против Расы, а в особенности — с ядерным оружием, ваша не-империя пострадает самым страшным, как только можно представить себе, образом, — сказал Атвар.

Фон Риббентроп не ответил, не закричал, даже не показал, что он услышал.

Единственное, что всегда беспокоило Атвара больше, чем неповинующийся неистовствующий Большой Урод, — это молчащий Большой Урод.

* * *

Людмила Горбунова нажала на стартер «физлера». Двигатель «Аргус» мгновенно ожил. Она не удивилась. Германская техника действовала безупречно.

Игнаций помахал ей. Она прибавила оборотов двигателю и кивнула в ответ. Ей предстояло сильно разогнать «шторх», чтобы он оторвался от земли и не врезался в деревья, стоящие впереди. Ее старый «У-2» никогда бы не смог взлететь на столь малом пространстве.

Она кивнула еще раз. Партизаны вытащили деревянные колодки из-под колес. В тот же миг Людмила отпустила тормоз. «Шторх» рванулся вперед. Она потянула ручку на себя — и нос машины скачком задрался вверх. Через стекло пола кабины были видны деревья: темные тени их мелькнули внизу так близко, что казалось, только протяни руку — и коснешься. Поляки, обозначавшие свечами край свободного пространства, задули их.

Машина с гудением летела вперед, Людмила не хотела подниматься выше. Пока она находилась над территорией ящеров, ее вполне могли сбить как врага. Ирония судьбы: для ощущения безопасности ей требовалось перелететь на удерживаемую немцами территорию.

Но безопасность была не единственным ее желанием. Координаты места приземления означали, что ей предстоит сесть на ту самую полосу, которой она уже пользовалась. Если повезет, там ее будет ждать Генрих Ягер.

Справа в темноте блеснули вспышки выстрелов. Что-то попало в фюзеляж сбоку — звук был как от камня, ударившего в железную крышу. Людмила прибавила газу, заставив «шторх» убраться как можно скорее.

Но навигацию ей это усложнило. На большей скорости ей понадобится меньше времени, чтобы долететь до места. Насколько? Она стала прикидывать, но первая прикидка показалась ей ошибочной, и она задумалась снова. Взгляд на часы заставил ее всмотреться вниз в поисках посадочной площадки.

Она надеялась, что ей не придется заходить на второй круг. Если она будет летать над немцами слишком долго, они вполне могут открыть по ней огонь, а если круг сделать слишком большим, она может снова оказаться над территорией, удерживаемой ящерами.

Вот она! Как и прежде, фонари, обозначавшие границы посадочной полосы, были маленькими и тусклыми, но она заметила их. Выпустив огромные закрылки «шторха», она резко уменьшила скорость полета — словно нажала на тормоз автомобиля, мчащегося по шоссе. Легкий самолетик, чуть дернувшись, замер в пределах обозначенной фонарями площадки так, что еще оставался порядочный запас места.

Людмила открыла дверь кабины. Она выбралась на крыло, затем спрыгнула на землю. К «шторху» приблизились люди. Но был ли среди них Ягер, в темноте она не смогла разобрать.

Зато они ее узнали.

— Вы видите, Гюнтер? — сказал один из них. — Это летчица.