Читать книгу "Мираж черной пустыни - Барбара Вуд"

Она взяла было книгу, которую привезла с собой, — последнюю новинку из Америки, «Корабль дураков», но тут же отложила ее в сторону, поняв, что совершенно не способна сконцентрироваться. В голове у нее был только Джеймс. Он наполнял все ее мысли, жил в ее душе.

Она встала и подошла к выходу. За сетчатой материей лежал безмятежный, залитый луной пейзаж, который выглядел обманчиво бесплодным и безжизненным, но где на самом деле кипела жизнь. В этой жизни ежеминутно происходили убийства и смерть, размножение и рождение новой жизни. Грэйс думала о своем любимом Джеймсе и в очередной, тысячный уже раз задавала себе вопрос, ради чего же он погиб.

Ее теперь окружал какой-то странный, новый мир, и она не была уверена, что Джеймсу этот мир понравился бы. Она сама плохо понимала, что происходит.

Как-то в Найроби показывали американский фильм, «Доктор Стрэйнджлав», и Джеффри с Ильзой взяли ее с собой в кино. Грейс казалось, что во всем мире теперь только и говорят, что о вероятности ядерной войны и всеобщего истребления. По радио играли лишь американские песни, и пели их представители нового поколения — например Джоан Байез, которая протестовала против расовой нетерпимости и призывала к миру и любви. Новостные выпуски были полны репортажей о демонстрациях в защиту прав человека в Алабаме, о беспорядках и избиениях, о двухстах тысячах участниках марша свободы, заполонивших улицы Вашингтона. Молодежь танцевала какие-то странные танцы, в Британии неуправляемые подростки отращивали длинные волосы и называли себя стилягами и рокерами. Мир двигался со скоростью, от которой захватывало дух: американский астронавт Гордон Купер только что облетел землю двадцать два раза, доктор Майкл Де Бэйки из Техаса впервые в истории вскрывал грудные клетки пациентов и проводил операции прямо на открытом сердце.

А три дня назад убили президента Кеннеди.

«Есть ли какая-то связь, — размышляла Грэйс, задумчиво глядя на мирные, нетронутые цивилизацией африканские равнины, — между тем миром и этим?»

Кения тоже оказалась вовлеченной в свою собственную головокружительную гонку, стремясь стать частью этого непонятного современного мира. «Всего каких-то шестьдесят лет назад, — думала Грэйс, — эти люди жили в каменном веке, не имели алфавита, не знали колеса, ведать не ведали о могущественных нациях, обитавших по ту сторону гор. А теперь африканцы водили автомобили и пилотировали аэропланы, африканские юристы в белых париках заседали в суде Найроби и говорили на правильном английском языке, кенийские женщины открывали для себя средства контрацепции и осваивали профессию секретаря. Новые слова появились в языке, такие как «ухуру» — «свобода» и «вананчи» — «народ». А премьер-министр Кеньята даже ввел новое произношение названия страны. Отныне запрещалось произносить название страны на английский манер, «Кеения»: гласный «е» следовало произносить кратко.

И как странно чувствовала себя Грейс тогда, в 1957 году, когда впервые голосовала бок о бок с африканцами. И как она была шокирована, столкнувшись со старой Мамой Вачерой у урны голосования. Они посмотрели друг на друга, и Грейс похолодела. Эта случайная встреча со знахаркой вновь воскресила в ней мучительные воспоминания о том страшном дне, сразу после смерти Джеймса, когда мама Вачера пришла в дом Грейс, чтобы забрать тело своего сына и, не произнеся ни слова, швырнула ей под ноги какой-то сверток. Грейс в тот момент будто окаменела от страшной трагедии, случившейся ночью, во время которой Джеймс умер на ее руках, погиб ребенок Моны, а Марио, ее верный слуга, оказался предателем. Она подобрала сверток и обнаружила, что это были письма, которые Мона писала Дэвиду.

Грейс до сих пор хранила эти письма. Не зная, что с ними делать, она убрала их подальше, чтобы когда-нибудь вернуть их Моне. Это было девять лет назад. Поначалу Мона была слишком убита горем, позже Грейс просто не хотела бередить ее раны. «Возможно, — думала она теперь, — лучше просто уничтожить их и навсегда закрыть эту темную страницу.

Она услышала скрип шагов и чей-то голос тихо позвал:

— Доктор Т?

Это был Тим. Он вышел из темноты и вступил в круг света, падающего из ее освещенной палатки. Извинившись за позднее вторжение, спросил, можно ли с ней поговорить.

— На самом деле я приехал сюда, чтобы попрощаться, доктор Т. — сообщил он, усаживаясь на стул. — На следующей неделе мы уезжаем.

— Да, — сказала она мягко. — Я знаю.

— Вещи вроде бы уже собраны, дела завершены, так что не думаю, что имеет смысл оставаться здесь до свободы. Не уверен, что хочу видеть, как будет спущен британский флаг, зная, что это уже навсегда.

— Возможно, все будет не так уж и плохо.

Тим задумался на мгновение, теребя шляпу в руках. Наконец произнес:

— Мы очень хотели бы, чтобы вы поехали вместе с нами, доктор Т. Дела на овечьей ферме Эллис идут замечательно, а Танзания очень красивое место, чистое и спокойное.

Грейс улыбнулась и покачала головой:

— Кения — мой дом, и мое место здесь. Здесь я и останусь.

— Не думаю, что когда-нибудь вернусь сюда. Да, я здесь родился, но чувствую себя чужаком. «Кения для кенийцев» — вот что они говорят теперь. А кто же тогда я, разве я не кениец? Что ж, надеюсь, что с вами все будет в порядке, доктор Т.

— Со мной все будет прекрасно, Тим. Кроме того, я буду не одна. Со мной Дебора.

Тим старательно избегал взгляда Грейс. Для него это была нелегкая тема — Дебора. Возможно, если бы тогда, восемь лет назад, Мона согласилась выйти за него замуж…

Но нет, Тим не создан для брака. Ему нужна свобода, нужны его нестандартные связи, которые не предусматривали присутствия женщин. Что касается ребенка, то Мона разделяла его чувства; она тоже считала, что Дебора была ошибкой, нежеланным напоминанием о той ночи, которую они оба предпочли бы забыть.

— Доктор Т — тихо сказал он, не сводя глаз с брезентового входа в палатку, — перед отъездом мне нужно вам кое-что сказать. Я просто не могу уехать в Австралию, не сняв этот груз с души. О той ночи, когда был убит граф.

Грейс молча ждала.

Наконец он осмелился поднять на нее глаза.

— Это я был тем парнем на велосипеде.

Она во все глаза смотрела на него.

— Но я не убивал графа! Клянусь! На самом деле я не мог уснуть в ту ночь, поэтому спустился вниз чего-нибудь выпить. Я увидел в окно, что граф садится в машину. Я хотел узнать, что он замышляет. Когда он отъехал, я вышел из дома и увидел велосипед. Решил поехать за ним. Увидел, как машина свернула на Киганджо Роуд. Он ехал быстрее, чем я, поэтому мне не сразу удалось его догнать. Я увидел, что его машина стоит у обочины и мотор еще работает. Когда я подъехал поближе, то подумал, что граф просто заснул. Он ведь много выпил тогда, вы же знаете.

— Да, я знаю.

— Я подъехал к машине и заглянул внутрь, подумал, что, может, ему стало плохо, или что-то в этом роде. Поэтому я слез с велосипеда, но поскользнулся в грязи и упал. Вот почему на пассажирском сиденье была грязь. Как только я увидел пистолет в его руке и огнестрельную рану в голове, я сразу понял, что случилось. Кто бы ни был убийца, он успел скрыться до того, как я подъехал. Я никого не видел, ничего не слышал. Я был так напуган, что бросил велосипед в кустах, когда у него прокололась шина, и бросился бежать обратно в Белладу.