Читать книгу "Лорна Дун - Ричард Додридж Блэкмор"

же подождем еще немного, а теперь давайте помолимся за Его Величество.

И он продолжал вести службу как положено, но никто не выкрикнул «аминь», боясь быть уличенным в тайном союзе с католиками. И тем не менее, после основного текста пастор рассказал нам о многочисленных благодеяниях Его Величества, подчеркивая его набожность, преданность Господу и самоотречение, а потом добавил, что если его прихожане не хотят присоединиться к молитве, то пусть они по крайней мере, вернувшись домой, помолятся о том, что король вовсе не умер, как полагают его враги.

Когда служба закончилась, мы хоронили и воскрешали короля раз пятьдесят, болтая на церковном дворе, а Сэм Фрэй встал на могильную плиту и оттуда рассказал все, что ему самому удалось узнать. Но ничего нового он нам не поведал. Все были разочарованы и предпочли ему не поверить, пока Сэм не припомнил, что Его Величество умер в страшных муках и на груди у него проступили синие пятна, а на спине черные в форме креста, что только подтверждает, что его отравили именно католики. Когда же Сэм еще немного призвал на помощь свою память (или воображение), то получил столько приглашений на обед, что и не знал, кому же отдать свое предпочтение, но в конце концов выбрал нас.

Горюя о смерти короля, поскольку это была, несомненно, великая потеря, я все же решил сразу после обеда сам поехать в Порлок и там выяснить, насколько все это верно. К тому же можно было предположить, что Сэм Фрэй унаследовал природный дар нашего Джона Фрэя, известного всей округе враля и дурака. В Порлоке я выяснил, что весть о смерти короля была правдой. Особенно горевали женщины, так как все уважали и любили Его Величество, а мужчины судачили о том, что же произойдет в ближайшем будущем.

Я вполне разделял их чувства, так как семья Ридов испокон века давала нашему приходу церковных старост. Наконец-то меня выбрали, и я со всей фермерской обстоятельностью пытался разобраться в том, что успел наворотить Николас Сноу, занимая этот пост. К тому же, смерть короля могла повлечь за собой такие перемены, такие волнения, такую неразбериху, что страшно было себе представить. Помимо всего прочего, заботы об урожае тоже нельзя было сбрасывать со счетов, поскольку в этой кутерьме любая нечисть вроде Дунов, могла поднять голову, и тогда неизвестно, какая судьба постигла бы неубранные стога и скирды. Но больше всего меня заботила судьба Лорны, так как она была католичкой. От нее не было никаких вестей. И в спокойные-то времена получить новости было проблемой, а теперь стало вообще невозможно. Единственным выходом было отправить посыльного, но со временем до меня дошли слухи, что леди Лорна Дюгаль была милостиво принята при дворе.

Я возвращался домой. Прошел год, но как же нынешняя весна отличалась от весны прошедшей! Если год назад мое сердце переполняли чувства любви и красоты, то нынешней весной на душе у меня стояла холодная хмурая осень.

Солнце опускалось в серо-багровую дымку над морем, закат был угрюм и неприветлив, что вполне соответствовало моему настроению. Зимой, когда вокруг лежали непроходимые снега, когда ветер завывал, как шотландская волынка, когда от холода гибли животные и деревья, мне было легче, ведь рядом была моя Лорна…

В душе я понимал, что Лорна предпочла блеск двора простой фермерской жизни, но смириться с этим не мог.

За время дороги я многое передумал, но так ни к чему и не пришел. Я приехал домой и привез весть, что король, Его Величество Карл Второй почил в бозе, что вызвало слезы и стенания всей фермы, а моя мать стала обдумывать, как лучше подготовиться к трауру.

На это отводилось двое суток, но, чтобы утереть нос семейке Сноу, мать и Лиззи всю ночь что-то шили, кроили, не забывая при этом оплакивать короля, постоянно что-то примеряли, подшивали и в конце концов довели меня своей суетой до того, что я не выдержал и сказал:

— Черт побери, воскрес бы он, что ли, а то житья в доме нет. Тут и так на душе кошки скребут, а он помирать вздумал!

Мать уронила ножницы, и она и Лиззи так уставились на меня, что я счел за благо удалиться, сказав на прощанье:

— Да, жаль будет, если столько дорогой материи пропадет зря. Ну да не беда, авось еще кто-нибудь помрет.

Женщины отправились спать, видимо, убежденные моими словами, но на следующее утро вестник из города объявил о кончине Карла Второго официально, так что получилось — Сноу с дочурками утерли нам нос, в чем Лиззи и Бетти, естественно, обвинили меня.

По окончании траура, длившегося три месяца, по стране поползли странные и противоречивые слухи. Ощущалась какая-то напряженность, нервозность, что отразилось и на нашей ферме. Мы слышали о боях в Шотландии, о покупке кораблей на Континенте и вновь на нашем побережье заработал маяк, охраняемый, на этот раз, солдатами.

Мы получили достоверные сведения, что новый король Яков присутствовал на заупокойной мессе в Вестминстере в присутствии всего духовенства и лондонского гарнизона. Яков, как его частенько называли в народе, потому что не любили, удостоился благословения самого Папы Римского, но во всей стране происходило что-то странное, весьма напоминавшее затишье перед бурей…

Но это касалось страны, а что до нас, Ридов, все шло по-прежнему: скот, заботы об урожае, да просто домашние дела занимали все наше время до тех пор, пока не случилось важное событие — наша Энни родила сына.

Фаггусы назвали чудесного голубоглазого мальчика Джоном в мою честь (что было, конечно же, очень приятно) и к тому же выбрали меня в крестные отцы моего племянника. Я искренне полюбил малыша, часто думал о нем, и когда вечерами у камина я курил трубку, мать или Лиззи вдруг спрашивали: «А ну-ка, Джон, только быстро, о чем размечтался?» — на что я неизменно отвечал: «Разумеется, о маленьком тезке».

Однажды в июне я отправился в Брендон, славившийся своими замечательными подковами. У кузницы нас собралось с дюжину, и мы неторопливо обсуждали наши сельские дела, как вдруг увидели запыленного всадника, который размахивал знаменем. Заметив нас, он закричал:

— Монмут и протестантская вера! Да здравствует Монмут и долой католиков! Монмут — старший сын короля Карла! Долой убийц-отравителей! Долой черного