Читать книгу "Поклонение волхвов - Сухбат Афлатуни"

В зале уже почти никого нет.

На Николая Кирилловича, приплясывая грудью, движется Осипенкова.

– Музей! – Берет его за локоть. – Я все помню – музей!

Фойе, буфет, мраморная лестница.

Осипенкова кивает, здоровается, полуобнимает кого-то на ходу.

– Ну, Николя, как вечер?

Они поднимаются по лестнице.

– Да…

– Да-да, все это отмечают…

Сворачивают, прорезают толпу детей в грузинских костюмах, подходят к дверям.

Над дверью золотятся буквы из пенопласта:

«Музей истории Ордена В. И. Ленина завода "Красный дуркор" имени В. И. Ленина». Рядом наклеен вырезанный из пенопласта орден, тоже крашенный бронзовкой.

Им открывает старуха в треснутых очках и с седоватыми усиками. Осипенкова подталкивает Николая Кирилловича, знакомит, смеется и исчезает. Начинается экскурсия. В длинном зале зажигается свет. Старуха берет стеклянную указку, Николай Кириллович вытаскивает блокнот. Жалеет, что не успел записать имени и отчества. В глубине фосфоресцирует голова Ленина, выложенная гелиотидом.

Стендов немного, они долго топчутся возле каждого. Что-то он помнит еще со школы. Название города произошло от персидских слов «дур» – жемчужина и «кент» – город. Гелиотид долго считали жемчугом, только не морским, а подземным. В отличие от жемчуга, не содержит конхиалина. Дуркентское месторождение является единственным. Да-да, единственным на всей планете. Добывать камень начали с древности, еще раньше самого основания города.

– А городу нашему, как вы знаете, тысяча лет… Что вам, товарищ? – Экскурсоводша строго смотрит в конец зала.

Возле двери стоит Давлат.

– Извините… – Давлат делает пару шагов к ним. – Николай, вас там ищут к телефону. Из Ташкента звонят. Нет, не сказали. Сказали, что из Ташкента.

Николай Кириллович извиняется и идет за Давлатом.

– Поговорите и приходите снова, – доносится голос экскурсоводши.

– Поговорю и приду, – обещает Николай Кириллович уже с лестницы.

Пройдя по лабиринтам, добираются до кабинета Осипенковой. Давлат остается за дверью, самой Осипенковой тоже нет, стоит ее огромное кресло. Николая Кирилловича встречает дюймовочка, таскавшая на сцену букеты.

– Они вначале в Музтеатр звонили, – протягивает ему трубку, – а там сказали, что вы здесь…

– А кто звонит?

– Ваша родственница.

Николай Кириллович прижимает трубку:

– Алло…

– Ну наконец-то… – возникает голос Анастасии Дмитриевны. – Полгорода пришлось на ноги поставить! Беда у нас…

Всхлипывания.

– Алексей Романович? – быстро спрашивает.

– Нет, жив… – Молчание, всхлип. – К нам люди приходили…

– Какие люди?

– Вчера. Вчера вечером.

– Я говорю, какие люди?

– Если б я сама знала… Трое. Сунули удостоверение какое-то. А если бы дверь взломали? Вы нашу дверь помните… Я впустила. Вошли. Все в одинаковых костюмах, черных. И я, главное, в халате была, и ничего не соображу…

– Они представились?

– Только удостоверение с калякой, а я без очков. На грабителей непохожи, что у нас грабить, одни стены. Может, думали, у Алексея Романовича что-то спрятано, а, как вы считаете?

– Не знаю.

– Что ж тут не знать? Ничего у него нет, одни стены, всю жизнь трудился, когда его друзья уже по нескольку гарнитуров себе имели… Зашли, один сразу на кухню, другой по стенке стучать стал. Я говорю: «Это что, обыск? Где у вас бумага на обыск?» А они – молчок, только по стенкам – тук-тук, а один, постарше который, давай в спальню к Алексею Романовичу. Тут я как встала в дверях, а он на меня. Алле… Алле…

– Да, я слышу.

– Вот. И на меня, говорю. К Алексею Романовичу, значит, собрался. И лицо такое… Я и закричала. Смотрю, сосед в окно заглядывает, собака в подъезде залаяла… И эти, костюмы, бочком, бочком, к двери, а я все кричу, весь дом переполошила. Только это и спасло, ушли. А? Как вам это, а?

– А в милицию…

– Ночь, конечно, бессонная. Любой шорох, у меня – сердце. Соседи сказали, если что, звонить или по батарее стучать, так я раз пять к батарее бежала, но обошлось. А утром, как все процедуры с Алексеем Романычем сделала, так и пошла в милицию… Вы слышите?

– Да.

– Захожу, а он там стоит. Прямо в милиции. И на меня своим лицом смотрит.

– Кто?

– Да тот, вчерашний. Даже костюм черный не переодел. Я – бежать и домой. Стала прежним друзьям Алексея Романыча звонить за советом, потом вас искать.

В трубке повисает тишина.

– Вы хотите, чтобы я приехал?

– Нет, нет, пока не нужно, – быстро и другим тоном говорит Анастасия Дмитриевна. – Сейчас друзья Алексея Романыча подключились, а если вы приедете, то даже не знаю, куда положить. Полы у нас ледяные, первый этаж, на полу спать отменяется.

– Я не собирался, но если нужно…

– Я сама вначале думала, чтобы вы приехали, а потом головой все обдумала… Да, подождите, главное забыла сказать! После их ухода Алексей Романыч очень стал беспокойный. Просто смотреть страшно. Ну, меня он давно уже не узнает… Бормочет что-то. И вдруг слышу, отчетливо: «Николай». Думаю, погрезилось, он ведь давно уже ничего не выговаривает. И снова: «Николай». Я так и села. «Николай». «Николай». После вчерашнего. Я даже не хотела вас беспокоить, а тут как не побеспокоишь? Других Николаев нет!

Они прощаются, Николай Кириллович вешает трубку и выходит из кабинета.

– Поговорили? – спрашивает девушка.

– Да, спасибо большое.

Давлата уже нет.

По лестнице спускается экскурсоводша в тапочках:

– Идемте скорее, я расскажу вам самое интересное…

* * *

Город с желтым куполом,

2 апреля 1973 года по старому стилю

Удар был нанесен внезапно. Нижний парк был наполовину уничтожен. Чайный павильон лежал в руинах, статуи обуглены, дымятся остатки сосен. Несколько солдатиков расчищают дорогу, один с перевязанной головой.

После визита вождя большевиков он ожидал чего-то подобного. Отдал приказ усилить патрулирование в квадрате Е. Приказ, как выяснилось, не был своевременно исполнен.

Он идет по бывшей аллее, покашливая от дыма. Чуть позади движется свита, флигель-адъютанты, товарищ военного министра. Сам министр подал час назад в отставку; отставка принята. Сухомлинова тоже нет, взят под стражу, начато следствие.

Идут молча, припекает солнце, фуражка служит слабой защитой. Молча обходят рухнувшую ель.