Читать книгу "Русская Америка. Слава и боль русской истории - Сергей Кремлев"

Обогнув Алеуты, он действительно открыл (тут уж спору нет!) Бристольский залив, русским тогда неизвестный — промышленники успевали вдоволь набить бобров и котиков, до него не добираясь.

Пройдя затем Берингово море, Кук прошёл Беринговым заливом в Ледовитый океан, поутюжил его в разведывательных целях и пошёл обратно на юг, на зимовку в тропики. Пересекая Алеутскую гряду, он, между прочим, встретился с русским мореходом Измайловым. Тот разъяснил Куку, каково истинное положение этой гряды, дал ценные сведения о русских плаваниях на Севере и у берегов Америки, в том числе и — к Кадьяку.

Так плавал в северо-западной зоне Тихого океана, уже осваиваемой русскими, англичанин Кук.

А теперь можно бросить взгляд на северное плавание француза Лаперуза…

Добравшись до Америки, Лаперуз, в отличие от Кука, сразу двинулся к середине залива Аляска, к горе Св. Ильи. И лишь оттуда стал спускаться вдоль материка к Ванкуверу, повторив маршрут Кука наоборот.

Почему же так вышло? Почему всё выглядит так, как будто Лаперуз, ещё не выходя из французского Бреста, уже знал об обстановке в северо-западной части его плавания? Не будет ли логичным предположить, что французам было известно много больше, чем думал Жюль Верн? Всё это возвращает нас к Беньовскому, но — конечно же, не только к нему и к его сведениям.

Первое издание дневников Кука, пусть и подчищенное, было выпущено каноником Дугласом уже в 1783 году, а «Буссоль» Лаперуза и «Астролябия» де Лангля вышли в море в 1785 году. Познакомиться с записями Кука время было. И всё же, что имел в виду Жюль Верн, когда писал, что Лаперуза начали снаряжать, когда «о последнем путешествии Кука ещё ничего не было известно, кроме смерти великого мореплавателя»? Что, писатель не знал об издании Дугласа? Не думаю…

Да и почему Лаперуз, тщательно повторив маршрут Кука от «Ильи» вниз до Ванкувера, даже не пытался пройти путём Кука вверх, на север? Не потому ли, что о севере ему уже было известно из русских источников? И известно достовернее и полнее, чем англичанам.

Ранее уже говорилось о северной карте, изданной французом дю Альдом в Париже в 1735 году за счёт то ли польского, то ли (вспомним гоголевского Хлестакова!) «датского» короля, а на самом деле переданной во Францию из Петербурга шпионом Делилем. А через полвека, во времена Лаперуза, французам в Петербурге и шпионить не было нужды — Екатерина II к ним относилась лояльно и вполне могла ознакомить французских мореплавателей с обширными результатами русских изысканий в зоне Берингова пролива и южнее.

Весьма вероятно, что именно поэтому на север Лаперуз не двинулся — видно, в Париже уже поняли, что там Франции конкурировать с Россией не под силу. Зато западный берег Канады обозреть надо было, что Лаперуз и сделал. Это уже после он пересёк Тихий океан, зашёл в Китай и вновь пошёл на север — к Сахалину, открывать пролив Лаперуза.

Но и эта — повторно северная — часть его маршрута тоже выдаёт осведомлённость француза о состоянии тогдашних русских дел в той зоне. Русские ведь тогда и на Сахалине бывали, но — «факультативно», так сказать, без особых претензий. Вот Лаперуз — на всякий случай — и прошёл на Сахалин. И оттуда двинулся не куда-нибудь, а к ближайшему русскому порту — Петропавловску-на-Камчатке. И там уж он не открытий искал, а хотел с русской Камчатки надёжным путём, через Россию, отправить в Париж свой экспедиционный отчёт. Он его и отправил — с Жаном Батистом Лессепсом, французским вице-консулом в России.

Но как оказался Лессепс в дикой российской восточносибирской глуши? Всё объясняется просто: Лессепс сопровождал Лаперуза от самого Бреста и стал единственным участником экспедиции, завершившим кругосветное путешествие, потому что все остальные позднее потерпели кораблекрушение и погибли у берегов тропического острова Ваникоро.

Нет, не из издания англичанина Дугласа знали французы в 80-е годы XVIII века о том, как обстояли дела в северной и — уже тогда — русской части Тихого океана. Упоминавшийся ранее Я.М. Свет в предисловии к дневникам Кука писал:

«Следует, однако, иметь в виду, что далеко не все русские описания и карты были известны в XVIII веке за пределами России. Многие русские карты, в частности серия ценнейших карт, подготовленных при непосредственном участии А. Чирикова в Морской академии в 1745–1746 гг., были обнаружены советскими исследователями (А.И. Андреевым, М.И. Беловым, Л.С. Бергом, В.И. Грековым, В.А. Дивиным, А.В. Ефимовым, Д.М. Лебедевым и др.) только спустя двести лет после их составления. Факт этот, к сожалению, не всегда достаточно учитывается современными историками».

Факт, приведённый Я.М. Светом, действительно впечатляет. Однако события двухсотлетней давности точно восстановить во всём их объёме сегодня невозможно. Вряд ли труды Чирикова просто залежались тогда в архивной пыли — в елизаветинско-ломоносовской России им наверняка находилось практическое применение. Но и позаимствовать их у русских тот же Делиль и прочие делили могли — как открыто, так и тайно.

РУССКИЕ «американские» успехи лишали покоя не только Лондон и Париж, но и Мадрид. Испания тогда ещё была великой морской державой, и тихоокеанскую зону вниманием не обходила, но до 70-х годов XVIII века северной границей обжитых испанцами земель в зоне Тихого океана было основание полуострова Калифорния. То есть испанцы забирались не выше всего-то 33° северной широты.

Сообщения о русских открытиях на северо-западе Америки уже с конца 50-х годов XVIII века активизировали интерес Испании к освоению более высоких широт. Вот как описывал это Я.М. Свет:

«Первые сигналы тревоги подали Мигель Венегас и Хосе Торрубиа. Торрубиа доказывал, что «русские открыли новый путь в Северную Америку, и по этому пути прежде материк заселялся обитателями Азии (похоже, испанцы подозревали при этом сухопутный переход. — С.К.)». В основе сообщений лежали довольно смутные сведения об открытиях Первой и Второй Камчатских экспедиций. Эти сведения были уточнены послом Испании в Петербурге… маркизом Альмадоваром, в 1761–1762 гг.

…Сменивший маркиза Альмадовара новый посол Альваро де Нава, виконт Эррерия, ошеломил своё правительство сведениями о грандиозной русской экспедиции, якобы снаряжаемой к новооткрытым берегам Северо-Западной Америки…

Донесения Эррерии вызвали в Мадриде бурную реакцию. Немедленно были разработаны срочные меры для заселения территорий, лежащих к северу от мексиканских земель. В 1769–1776 гг. в Калифорнии возникла довольно густая сеть миссий и новых поселений, и именно в эти годы были заложены города Сан-Диего, Монтерей и Сан-Франциско. Северная граница вновь освоенной территории прошла примерно вдоль 39° с.[еверной] ш.[ироты]…»

В дальнейшем испанская экспансия на север усилилась, а причиной стали донесения из Петербурга уже Франсиско Антонио Ласи, заменившего Эррерию. Как сообщает всё тот же Я.М. Свет, у Ласи был тайный агент в одном из петербургских ведомств, вероятно в Иностранной коллегии, через которого испанский посол получал копии секретнейших документов, касающихся русских тихоокеанских и «американских» открытий. По сути, сообщая это, Я.М. Свет опровергал своё же собственное утверждение о том, что далеко не все русские описания и карты были известны в XVIII веке за пределами России. Наиболее важные данные в реальном масштабе времени доходили, как видим, даже до Мадрида, а до Парижа от Петербурга было ближе, как, впрочем, и до Лондона.