Читать книгу "Шмотки. Роман из мира моды - Кристин Орбэн"

Молчание.

МТЛ выжидающе и вместе с тем разочарованно смотрит на меня. Я предала себя, чтобы понравиться ей. Возможно, ее скорее бы позабавила одна из моих самоделок, «Made in Darling» re-creation. Чтобы понравиться ей, мне вовсе не следовало напяливать на себя бледную имитацию ее собственного стиля.

Мне ненавистна эта неизбывная потребность нравиться, вместо того чтобы быть замеченной, потребность, расплавившая, растворившая во время этого обеда меня, мою индивидуальность в некой коллективной идентичности, в семье, потребность, делающая меня столь уязвимой. Платья-хамелеоны – это моя жертва обществу.

На мне платье от Унга, Унга Haute Couture

С рассчитанной непринужденностью она шепнула мне на ухо: – На мне платье от Унга, Унга Haute Couture.

Унг? Кто бы это мог быть, этот кутюрье? На сей раз я была уверена, что слышу это имя впервые. Китаец? Унг звучит как Тонг, как Дзе или Чонг. Унг отдает вьетнамской кухней, но ведь, насколько мне известно, не существует великого вьетнамского кутюрье. Японец? У них у всех имена – как у мотоциклов с большим объемом двигателя, такие же длинные, как цепочки цифр, которые они выводят на чеках. Кроме того, МТЛ вовсе не похожа на женщину, которой нравятся беспорядочные, деструктурированные, лишенные единства модели.

– А кто такой Унг? – Я решила сдаться.

– Унг – это Унгаро. Я всегда называю его так на примерках, разумеется за его спиной. А еще Матеотти, он обожает это. Но по части кроя и цветовой гаммы нет никого лучше, чем Эманюэль!

Эманюэль Унгаро – вот кого она так называла. Я обожала Унгаро, преклонялась перед ним как самым поэтичным и чувственным из кутюрье; если бы у меня были деньги, я одевалась бы у него с утра до вечера и мне бы это не наскучило, потому что это непреходящий стиль и ныне, и присно, и во веки веков, стиль, принадлежащий и к мечте, и к реальности.

Взглянув на одежду МТЛ, я моментально увидела разницу между Haute Couture и тем, что не было Haute Couture, между Унгаро и всеми прочими.

Я охватила цепочку событий в непривычной мне среде, но видение этого ансамбля само по себе удостоверяло мое перемещение: на МТЛ был надет ансамбль с невидимыми эполетами. Только столь же внимательный, как у меня, взгляд мог угадать подложенный слой, призванный скорее изменить форму исхудавших плеч, чем подчеркнуть модный каприз. Таким образом, в Высокой Моде кутюрье должны быть еще и пластическими хирургами. Но в данном случае это была забота, направленная на то, чтобы придать округлость исхудавшему телу, хранящему следы некогда исключительной красоты. Расцветка блузы от Унгаро не походила ни на одну другую, вообще не припомню, чтобы мне встречались подобные сочетания цветов. Как мне кажется, Унгаро, желая добиться от непрозрачной ткани эффекта прозрачности, наложил водянисто-зеленый муслин на пармский муслин, в результате возникло сочетание, близкое к тому оттенку, который Милле на своей картине придал платью Офелии, покоящейся в речной заводи. Каждая деталь – вплоть до пуговок на манжетах в форме цветка – отточена, отшлифована, как драгоценный камень.

Юбка не имела ничего общего с описанным выше. Иная ткань, иная цветовая гамма – похоже, это была вышивка по клетчатой ткани. Многоликий мэтр забавлялся, рассказывая историю, а я слушала, завороженная.

Рядом с МТЛ мое тело казалось просто обернутым в ткань. В моем одеянии не было крупинки безумия, белый цвет моей блузки был плоским, как побеленная известкой стена, а просто скроенная юбка не могла оживить ансамбль. Бывают забавные и в то же время блестящие модели, впрочем попадаются и просто идиотические. Том Форд оказался в данном случае не на высоте. Гонг дзен-буддизма эхом отдавался на всех этажах Чайнатауна, а также у Зорана в эти времена безработицы и экономического спада. Чтобы обрести капельку цвета, формы и надежды, вдохнуть глоток оптимизма, следовало отправляться в лондонский «Тор Shop» или в «Урбан Аутфит» в Сохо. Я же избрала путь пессимистов, путь тех, кто полагает, что положение в мире становится все хуже и хуже день ото дня, что индекс Наздак так и не поднимется, что нас в конце концов задушит тепличный эффект, поэтому дерзать вообще не имеет смысла. Остается просто подбирать в тон туфли и сумку, не усложняя жизнь и более не задумываясь над всем этим. Короче, облекаться в черно-бежевое, брать в руку сумочку «Келли», опасаясь понизить свой ранг.

Восточный сук, медина, развалы антикваров, москательные лавки, бижутерия и различные побрякушки, блошиные рынки, магазины «Монопри», а также морские раковины, леса с их разноцветьем, деревья с их будто вышитой корой, «Бон Марше» и различные художественные галереи – вот что я использовала, вот моя Высокая Мода. Куда больше вдохновения в том, чтобы одеваться во время дальних поездок на восточных базарах или в лавочках на задворках Касабланки, чем рядиться в фальшивые буржуазные подделки от этой лентяйки прет-а-порте, наклейщицы этикеток, что любят делать еще не сформировавшиеся молодые женщины. Впрочем, нужно ли сметь быть самой собой, осмеливаться утверждать свое отличие перед теми, кто, кажется, достиг совершенства и истины. Я должна была попробовать сотворить мою собственную композицию.

Я повнимательнее вглядываюсь в блузку МТЛ: это скорее муслин оттенка миндаля, чем водянисто-зеленый, скорее золотисто-коричневый, чем пармский. Он говорит, пожалуй, о бездонной пропасти, а не о лужице, где дремлет Офелия. По правде сказать, возможны различные интерпретации, как это бывает с холстами великих мастеров. Музыкальные пьесы также могут быть восприняты по-разному: малеровские Lied всегда меня веселили, а при звуках скерцо Шопена я обычно начинаю плакать.

Нынче я узнала, что существуют лишь одежды от Унга, а также драгоценности от Jar[2]. Есть творения ювелиров, сделанные по индивидуальной мерке, как и Высокая Мода.

В волосах МТЛ – летящие стрекозы с крыльями из бриллиантов, граненных, как стекло; ее грудь и обманчиво усталая бархатная сумочка – разумеется, XVIII век, сокровищница мысли, – расшиты мелкими, причудливо переливающимися самоцветами, в тон блузке. Да, на ней было все это. В дуэте Унга и МТЛ, пожалуй, возникла гармония, творение мэтра было пронизано ею. Результат оказался настолько прекрасен, настолько совершенен, что я была взволнована до мурашек на коже. Мне не хотелось разглядывать ее кольца, чтобы не видеть вновь ее руки. Позже, не сейчас. Мне тоже хотелось забыть, что болезнь, жестокость, смерть вездесущи, они бродят повсюду, даже в Ламорлэ.

Мужской костюм

В гостиной, расположенной по соседству, красота вновь обступила нас.

Здесь царила красота.

У меня возникло ощущение, что я очутилась внутри рисунка Лами; у МТЛ было на что посмотреть. Напольные светильники, китайские вазы Имари, превращенные в подставки ламп с бежевым сборчатым абажуром, мебель «будь», а также работы Ризенера или братьев Жакоб, на стенах редкие испанские картины, написанные на кордовской коже в XVII веке, венецианские зеркала, целое собрание Рауля Дюфи, исключительно на темы скачек. Казалось, что здесь нет ничего обычного, заурядного, все было исключительным по масштабу объектов или же качеству живописи.