Читать книгу "Белый цвет боли - Эва Хансен"

До доставки диванов в наше скромное жилье предстояло спать на надувных матрасах, но по мне лучше так, чем ловить укоризненные взгляды Лукаса, понимая, что он укоряет вовсе не из‑за бегства из квартиры, а из‑за бегства от Ларса. И Бритт так легче, потому что, бодро заявив по поводу отсутствия не только самого Тома, но и звонков от него из Израиля, мол, все мужики козлы и некак иначе, она может гордо делать вид, что в Томе не нуждается.

В общем, возвращение в наш любимый СоФо подходило по всем пунктам, включая соседство с Магнусом, страдавшим из‑за разрыва со своей Софи. Софи болтушка, это она проговорилась Ларсу о моей беременности, я сама ни за что не рассказала бы. Это была моя тайна, гордая тайна, которую следовало хранить от Ларса, чтобы потом когда‑нибудь, встретившись с ним случайно, кивнуть на белокурую принцессу, мою дочь:

— Да, она похожа на тебя, Ларс.

Это была бы месть ему, променявшему меня на Лондон.

Мести не получилось, белокурой принцессы с серыми папиными глазами не будет…

Нет, об этом лучше не думать! Вот почему я так старательно занимаю свои руки и голову самыми разными делами, загружаю работой физической и умственной, потому что снова и снова переживать из‑за спешного отъезда Ларса в Лондон невыносимо. Ладно, улетел и улетел, справлюсь, я сильная, и не с таким справилась…

А сердце ныло и ныло и до боли хотелось снова почувствовать прикосновение его рук, властную настойчивость его губ…

Телефон молчит, и я демонстративно не достаю его из сумки, чтобы не заглядывать с надеждой в пропущенные вызовы. Не звонит и не надо. Обиделся? Я тоже!

Я права, что переезжаю, так будет легче забыть стальные глаза и справиться с собственными желаниями, которые бурлят внутри вопреки всем попыткам «думать прилично», как называет отсутствие сексуальных фантазий Бритт. И кто сказал, что приличия заключаются именно в этом?

Мысль о том, что Ларсу не составит труда купить весь дом, в котором находится квартира фру Сканссон, старательно гнала от себя. Зачем ему покупать? Нет, он просто обязан обидеться на наш переезд и…

И мысль о том, что означает это самое «и», я тоже гнала, потому что означало оно настоящий разрыв и невозможность встретиться с любимыми глазами. Вообще, в переезде помимо радости от возвращения в любимый райончик была изрядная доля мазохизма, причем у нас обеих. Том не звонил Бритт, я это видела, но вопросов не задавала. Все мужчины такие: сначала они добиваются тебя, а потом вот так находят другую. И это называется железной мужской логикой: без конца ворчать, что все женщины одинаковы, и то и дело их менять. У нас с Бритт похожее желание: сбежать от всех, спрятаться, вернувшись в прежнюю жизнь. Бритт даже из своего колледжа ушла, я тоже подумывала, не вернуться ли на свой прежний факультет к журналистике?

Эта неопределенность, раздвоенность были особенно мучительны, потому что где‑то глубоко‑глубоко жила надежда, что Ларс все же предпочтет меня всем остальным, даже самым красивым и успешным. Думаю, Бритт тоже втайне надеялась на возвращение Тома не только в Стокгольм, но и к ней.

Две птицы с ранеными душами поддерживали друг дружку самим своим существованием. Да, мы с Бритт не просто подруги, но душевные сестры. И мы сумеем со всем справиться, все переживем. Вспоминать события последних месяцев было крайне тяжело, но я ловила себя на том, что не хочу их вычеркивать из своей жизни и даже просто забывать не хочу. В них был Ларс… Как это трудно осознавать: был!

* * *

Ларс позвонил Лукасу:

— Лукас, что‑то случилось? У Линн телефон отключен.

— Случилось. Они ушли.

— Кто ушел?

— Линн и Бритт.

— Куда?!

— Сказали, что возвращаются в тот дом, в котором жили раньше в СоФо.

— Этого не может быть, та квартира занята.

— Не знаю, Ларс, они действительно переехали. Правда.

— Когда?

— Сегодня.

Ларс немного помолчал, потом вздохнул:

— Спасибо, что сообщил.

— Ты приедешь?

— Да, как только смогу.

— Ларс, нужно срочно.

— Догадываюсь.

Дорис смотрела на своего приятеля так, словно это он отправил Ларса в Лондон:

— Ну, что он сказал?

— Что приедет, как только сможет.

— Любовница не отпускает? Линн права, что ушла от него.

— Никто ни от кого не уходил! Ларс приедет и разберется.

Дорис в ответ выдала нечто вроде «все вы мужики такие…» и, круто развернувшись, отправилась в комнату.

Вот так всегда — виноват один, а страдает другой. Да и виноват ли? Лукас не сомневался, что Ларс вовсе не желал обидеть Линн, он ее любит, это видно сразу, так не смотрят на тех, кто безразличен или просто симпатичен. Ларс словно впитывает ее взглядом, запоминая каждую клеточку. Линн в ответ хмурится и нервничает. Почему?

Иногда Лукас совсем не понимал этих женщин. Нет, правда, взять хотя бы Дорис. Была девчонка как девчонка, то есть совсем наоборот, как свой парень — ходила в штанах и футболках на две размера больше, в свитерах непонятной расцветки, носила сумку, в которой в случае необходимости можно разместить живого слона, волосы стягивала на затылке в хвост простой резинкой… А потом Линн и Бритт ее перевоспитали, заставили надеть узкие джинсы и обтягивающую футболку…

При одном воспоминании о футболке, плотно облегающей хорошую грудь Дорис, Лукас даже смутился. Нет, переодеться Дорис заставили не зря, так стала заметна ее стройная фигура. Но теперь видна каждому, что Лукаса устраивало не совсем.

Обругав себя собственником, он перестал думать о Линн и Ларсе, а также о влиянии подруг на Дорис и отправился за ней в комнату мириться. И как эти девушки умудряются оставить парней виноватыми? Вот что бы ни случилось, даже будучи правым, он чувствует себя провинившимся. У Ларса такого не бывает…

* * *

Дом сестры фру Сканссон располагался в районе Скарпнекс, вернее, самой старой его части — Пунгпинане. Очень похожие меж собой в основном желтые и красные домики под красными крышами с зарослями деревьев и кустов скорее подошли бы садовому товариществу, чем жилому микрорайону, но здесь живут круглый год, а не приезжают только на выходные.

Я вспомнила, как бабушка рассказывала, что им тоже предлагали построить дом, только не на Лугнагатан, а дальше в садовом товариществе, но они с дедушкой выбрали Валентуну, им нравилось, что озеро недалеко. А домики в Валентуне тоже одинаковые и покрашены в два цвета — розовый и желтый.

Расставить мебель и разложить вещи в небольшом, как все домики Пунгпинана, коттедже сестры фру Сканссон оказалось непросто, но не потому что не помещались, две очень пожилые женщины отчаянно спорили, где когда‑то стоял какой шкаф. Из спора я поняла, что всю мебель фру Сканссон (кстати, оказалось, что ее зовут Гердой, а ее сестру Анной) привезла в квартиру из этого домика, чем очень обидела сестру. Споры сестер о том, куда ставить шкафы, прекратились сами собой после нашего предложения поставить не как было, а именно в этом сестры никак не могли договориться, обвиняя друг дружку в потере памяти, а как удобнее.