Читать книгу "Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя - Андрей Юрьевич Андреев"

нами эпоху принадлежали старшей семейной ветви (к ней относился кузен Лагарпа Амедей, о котором речь пойдет ниже). Младшая же ветвь, представителем которой являлся Фредерик-Сезар, не была состоятельной, но тем не менее прочно входила в местную элиту. Его отец, Сигизмон де Лагарп (1723–1796), получил чин капитана в армии Савойи-Пьемонта, а позже избирался членом местного органа самоуправления – совета Ролля. Горячий поклонник военного гения Фридриха II, а также античных полководцев, он дал своему старшему сыну имена в честь двух своих любимых героев – Фридриха и Цезаря. Лагарп впоследствии с огромной теплотой вспоминал об отце, подчеркивал его ум и приветливость, называя его своим «первым учителем и лучшим другом». В семье царил культ предков: одним из ранних воспоминаний Лагарпа стало то, как отец подвел его к портрету деда, который заслужил у людей всеобщее почтение за «честность и добродетельность»[58], и мальчик, залившись слезами, дал себе клятву всегда, подобно деду, «любить справедливость и народ».

Мать Лагарпа, София Доротея Кренсо (Crinsoz; 1730–1808), также происходила из дворянской семьи, владевшей имением Коломбье. Среди членов этой семьи было несколько офицеров иностранных армий и пасторов. Два члена семьи – дядя и двоюродный дедушка Фредерика-Сезара – приняли участие в выступлениях против бернских властей. В 1720-х годах пастор и ориенталист Теодор Кренсо вместе с профессорами Лозаннской академии выступил в поддержку свободы совести для преподавателей и студентов, против навязываемого им из Берна исповедания веры Corpus Helveticus; племянник же этого пастора, Жан-Фредерик Кренсо, будучи пьемонтским офицером, был арестован и скончался в 1774 году в тюрьме за попытку реставрации власти Савойского дома в земле Во.

Эти семейные настроения, возможно, важны для оценки высказываний Лагарпа относительно собственного детства. Он писал в мемуарах, что его первые воспоминания связаны с «несправедливостью», возбудившей в нем «неодолимое отвращение», которое он с этого момента постоянно будет ощущать «ко всем, кто считает себя в праве быть несправедливыми». Поскольку Лагарп не рассказывает ничего конкретного, а пишет о несправедливости вообще (фр. une injustice), то можно предположить, что это передает его личное ощущение угнетения в земле Во.

За тридцать лет до его рождения здесь случилась другая история, которую Лагарп принял очень близко к сердцу. Сын местного пастора Жан Даниель Абраам Давель успешно сражался под командованием сперва принца Евгения Савойского, а затем герцога Мальборо в войсках англо-австрийской коалиции во время Войны за испанское наследство. Он вернулся в Швейцарию, где в 1712 году принял участие на стороне протестантов в очередном религиозном конфликте между членами Конфедерации. Потом он обосновался в городке Кюи, который был центром винодельческого региона Лаво, лежащего на рукотворных крутых террасах над Женевским озером и совершенно выдающегося по своей красоте и качеству производимых вин. За военные заслуги Давелю была назначена пожизненная пенсия, а также в 1717 году он получил чин майора и почетную должность командующего местным ополчением. Казалось бы, что еще нужно для того, чтобы окончить свои дни в довольстве и счастье в таком райском краю!

Но абсолютно неожиданно для всех, в 1723 году, в возрасте неполных 53 лет, майор Давель совершил то, за что его имя теперь входит во все учебники по истории Швейцарии. 31 марта он выстроил на берегу озера в Кюи 600 вверенных ему человек и повел их на Лозанну. Пройдя быстрым маршем всего 9 км, они заняли город, где в этот момент отсутствовали представители бернской администрации (бальи).

Целью Давеля, по собственным словам, было освободить землю Во от тирании, к чему его издавна призывал Божественный глас, вещавший к нему в виде удивительной «прекрасной незнакомки» (фр. la Belle Inconnue). Оставив своих солдат охранять верхний город, где находится кафедральный собор, майор Давель спустился к ратуше, куда вошел в одиночку и предъявил членам Городского совета многостраничный манифест с перечислением злоупотреблений бернского режима и провозглашением полной автономии, «решительного избавления всей земли Во от бернского господства». Совет изобразил заинтересованность и попросил время на изучение его требований, а сам в тайне немедленно отправил вестового в Берн. «Бернские господа» (фр. Leurs Excellences de Berne) сочли – вполне справедливо с их точки зрения – что имеют дело с актом военного мятежа. 1 апреля майор Давель был арестован и вскоре предан Лозаннскому городскому суду, который приговорил его к казни через отсечение головы. По преданию, при аресте Давель сказал: «Я знал, что стану жертвой – ну и пусть! Она еще послужит в будущем моей отчизне», а перед казнью (состоявшейся 24 апреля в Види, на окраине Лозанны) обратился к собравшимся с пламенной патриотической речью[59].

Бернские власти тут же постарались представить его поступок как вспышку безумия со стороны человека, получившего тяжелые психические травмы на войне. Главная цель Берна была – заставить водуазцев забыть о майоре Давеле. Так, в 1725 году неожиданно обнаружилось, что после казни его голова сохранилась, ее держал в спиртовом растворе местный аптекарь – и тогда голова Давеля была изъята и сожжена.

Но память о патриотическом выступлении передавалась из уст в уста. Лагарп совершенно точно впервые услыхал этот рассказ в устной форме и, может быть, даже в детстве. Уже в 1798 году в ходе революции именно он не раз упорно напоминал о необходимости реабилитации Давеля, а в 1805-м опубликовал его историю по запискам современника, еще не имея на руках всех документов. После смерти Лагарпа в его завещании, вслед за распоряжениями о письмах, адресованных Александру I, шел пункт, согласно которому Лагарп передавал денежную сумму для размещения на здании собора таблички в память о Давеле. Она была установлена там в годовщину казни, 24 апреля 1839 года. Вскоре после этого состоялись и документальные публикации. Так, во многом благодаря Лагарпу, этот подвиг, наверняка сыгравший свою роль в формировании его личности, вошел в историческую память швейцарцев[60].

Но вернемся к тому, как Лагарп описывает свое детство. Начальное образование, которое Фредерик-Сезар получил в коллеже Ролля, он оценивал весьма плохо – «ни о французской грамматике, ни о географии, ни об истории не было речи», его лишь немного выучили латинскому и азам греческого языка. К счастью, брат его отца, принадлежавший к духовному сословию и «столь же почтенный по своим добродетелям, сколь и ласковый», обладал большой библиотекой, где Лагарп получил возможность погрузиться в чтение. Он «проглатывал» книги по античной истории и именно тогда «приобрел такое уважение и восхищение по отношению к людям той эпохи и к республикам», которое, по собственному признанию, повлияло на всю его жизнь. Ценности и достоинства свободы он извлекал еще и из книг по истории английской и голландской революций, а также из истории родной Швейцарии. Он начал грезить древними Афинами и Римом: избегая шумных игр с товарищами, уединялся в своих мечтах и мог полностью излить сердце лишь на долгих прогулках вдоль озера со своим отцом, который его полностью понимал[61].

Среди сверстников, правда, был один мальчик, с которым Лагарп сразу близко подружился – его двоюродный брат Амедей де Лагарп (он был младше Фредерика-Сезара всего на полгода). В 14-летнем возрасте обоих вместе послали учиться в элитное учебное заведение, которое с лихвой вознаградило Лагарпа за все недостатки его начального образования.

Два с половиной года, с 1768 по 1770-й, Лагарп жил и учился в замке Гальденштейн, расположенном в долине Рейна, в 4 км от Кура – главного города Граубюндена, тогда еще известного как Свободная республика Трех лиг. Здешнее учебное заведение («семинария») было основано в 1761 году двумя местными педагогами – пастором Мартином фон Плантой и домашним учителем Иоганном Петером Неземаном. Оба они вдохновлялись так называемыми идеями «филантропизма» – новаторского направления в педагогике эпохи Просвещения, начало которому в конце 1750-х годов проложили труды Иоганна Бернгарда Базедова. Его представители воспитывали в детях полезные качества на различном поприще