Читать книгу "Право первой ночи - Лея Болейн"

же, не знаю, сколько, и ещё несколько раз Тиала говорила мне о том, что за оградой Тёмной обители меня ждут.

Это было так странно. Отец и дедушка давно в обители небесной, друзей у меня не было, и в то же время меня — ждали. Меня!

Я не знала, не могла знать, стояла ли какая-то защита на ограде, не пускавшая нежеланных гостей и не выпускавшая неустойчивых непокорных сестёр. Наверняка стояла, не могла не стоять. Возможно, вход даже стерегли — не серые обитательницы обители, а сумеречные. Их было больше, и далеко не всех я знала по именам, тем более, что традиционное одеяние послушниц оставляло зримым только верхнюю часть лица.

И вот сегодня опять Тиала терпеливо ждала ответа, а у меня никак не находилось нужных слов. Внезапно она коснулась моего подбородка, заставляя приподнять лицо, и заглянула мне в глаза.

— Скажу, чтобы он ждал до полуночи.

— Но…

— Если не сможешь, он просто уйдёт, как и всегда.

— Зачем ты..? — я отвела взгляд.

— Обитель помогла мне, — ответила Тиала. — Уняла боль. Ты здесь не по своей воле, я знаю. Не твой путь. В твоём сердце нет смирения — и не будет. Ты с нами ненадолго.

— Как мне с ним поговорить?

— Не знаю. Ко мне-то из внешнего мира никто никогда не приходил. И не придёт.

Я взглянула в глаза сестры и увидела, что они у неё голубые, как и у Лоуренса. За всё своё время пребывания здесь я ни разу не вглядывалась в лица сестёр настолько внимательно, чтобы отметить цвет глаз.

Я словно спала, двигалась, дышала, работала во сне, когда всё видишь и одновременно ничего не чувствуешь, а вот теперь — проснулась.

— Спасибо.

— Не твой путь, — повторила Тиала. А я ушла к себе — думать, как можно попасть за ограду.

* * *

Думала я долго и напряжённо, думала, пока руки действовали сами собой, механически выполняя привычные дела — и не придумала ничего. Собираясь на сумеречную трапезу, быстро прошлась вдоль ограды — она была очень высокой и совершенно гладкой, нечего было и думать, чтобы перелезть через верх. Но и от мысли найти подходящую дыру отказаться пришлось практически сразу же: не было здесь никаких дыр.

Потом я пошла на ужин — и кусок в рот не лез. И хотя никто из сестёр вроде бы и не следил за мной, присматривали лишь за самыми младшими, сидевшими за отдельным детским столом, я чувствовала растущее напряжение, вибрировавшее под рёбрами.

Почему?

Я не собираюсь бежать, потому что бежать мне некуда и незачем, потому что печать не отпустит. Просто поговорить… о чём? Вряд ли Лоуренс пришёл убивать меня или арестовывать.

Казалось, будто каждая из сестёр знает о моих крамольных мыслях. Украдкой я обвела взглядом длинные столы с трапезой — не то что бы скудной, но простой и безвкусной. Если сестра не поднимала глаз, отличить одну от другой было непросто: черная или серая просторная туника закрывала волосы капюшоном и надёжно скрывала фигуру

Словно стая черных и серых птиц расселась на деревянные жёрдочки-лавки. И ведь под каждым капюшоном скрывались какие-то уникальные и неповторимые мысли и чувства…

Кто-то взял меня под локоть, я вздрогнула — близкие физические контакты между сёстрами не приветствовались.

— Тише! — шепнула мне Тиала. — Погоди чуток и иди, вон по тому коридору. Увидишь дверь, ручка с чёрной тесьмой вокруг. Зайди.

Я повиновалась, за дверью было темно. Судя по очертаниям вещей, это могло быть каких-то хозяйственных принадлежностей. Тёмная тень выступила вперёд, в луч света, образовавшийся из-за неплотно закрытой двери.

— Раздевайся. Наденешь мою тунику и выйдешь, несколько раз мне давали поручения в ночное время, так что никто не удивится.

— Но защита…

— У меня есть ключ.

Она протянула мне камень, на вид совершенно простой. Вероятно, я ещё слишком мало знала и умела, чтобы почувствовать заключённую в нём силу.

— Я не знаю… — охватившее меня сомнение было столь сильным, что я едва не отшвырнула ключ в сторону. — Я не хочу подставлять тебя, и к тому же…

— Иди! — Тиала вложила мне камень в ладонь чуть ли не силой. — Всё бы отдала, чтобы меня за воротами обители кто-то ждал. Кто угодно. Иди! Никогда себе не простишь, если не сделаешь этого.

И я пошла. Каждый шаг отдавался грохотом, звучащим в моих ушах — впрочем, возможно, это был стук сердца. Сколько я не была там, снаружи?

Я шла, повторяя про себя этот вопрос, чтобы меньше стучали зубы. Сколько я не была там, снаружи?

…и не ушёл ли Лоуренс?

Глава 9. В негромком свете фонаря

Было темно и тихо. А ещё — холодно. Я почувствовала это, как будто раньше моё тело полностью игнорировало весточки из внешнего мира. Впрочем, возможно дело было в накидке, и у сумеречных, «средних» сестёр она была более тонкой, только и всего.

Я подошла к воротам, сжимая камешек-ключ в кулаке. Никаких охранниц не было видно, никто не преградил мне дороги, не спросил, куда я направляюсь в такое времени. После сумеречной трапезы прогулки и уличные хлопоты были не приняты, разве что если помощь требовалась скотине, захворавшей или не могущей разрешиться от бремени.

От ворот скотный двор был далеко.

Тиала не сказала мне, как именно нужно пользоваться ключом. Приложить к металлическим воротам? Постучать? Покрутить в воздухе трижды, вознося молитвы тёмным богам?!

Ни на что особенно не надеясь, я толкнула металлическую створку — и та бесшумно утонула в темноте, открываясь.

Чувство было такое, словно я снова стою на краю Вдовы Лангура — и снова жду встречи с граем Лоуренсем де’Браммером. Тогда я собиралась убить его.

Сейчас же… возможно, дело обстояло полностью наоборот.

Я сделала несколько шагов вперёд, в темноту, которую ничуть не рассеивал тусклый печальный фонарь на высокой чугунной ножке. Заметила несколько клидов с толстыми узловатыми стволами — листва их была бурой, под ногами зашуршала листва.

Осень.

Ну, конечно, осень. Почему-то в обители я совершенно этого не чувствовала.

Каждый последующий давался тяжелее предыдущего. Словно невидимая нить, поводок натягивались, удерживая, напоминая о том, что я больше не принадлежу себе.

— Лина…

Я услышала этот голос за спиной, знакомый и одновременно совершенно непостижимый голос из прошлого — и зажмурилась, вдавила в подушечку большого пальца коротко остриженный ноготь указательного.

— Живой, стало быть?

Мне не хотелось, чтобы он воспринимал меня такой, какая я есть — потерянной, смирившейся, отчаявшейся. С ним хотелось быть другой —