Читать книгу "Хрупкий разум. Нейропсихолог о том, какие сбои происходят в мозге и как это меняет личность человека - Сауль Мартинес-Орта"

наблюдаем когнитивные изменения, которые типично связаны с этими состояниями. И депрессия – это не грусть. Быть грустным – это значит быть грустным. Депрессия – это нечто гораздо более сложное, чем печаль или желание плакать. Это то, что любой, кто испытал это на собственном опыте или наблюдал воочию, знает, как прекрасно [легко] распознать и понимает, о чем я говорю. Нарушения сна, утомляемость, отсутствие мотивации и энергии, проблемы с памятью, вниманием, речью, неспособность организоваться, отдых, который никогда не помогает восстанавливаться, глубочайшая пустота, отсутствие всего и потеря смысла – все это является частью депрессии.

Относительно часто, когда имеем дело со случаями пожилых людей, у которых члены семьи или они сами обнаруживают явные признаки когнитивного ухудшения, причиной этого является не нейродегенеративный процесс или повреждение головного мозга, а длительная стойкая депрессия.

Таким образом, если у людей не столь старшего возраста депрессия обычно связана с когнитивными жалобами, то у пожилых людей она может даже напоминать деменцию. Зная все это, важно (точнее, так должно быть) тщательно оценить душевное состояние людей, страдающих возможными признаками когнитивных нарушений, чтобы, соединив все части головоломки, можно было определить, когда происходящее связано с депрессией или нейродегенеративным процессом, и в зависимости от этого выбирать способ лечения.

Маргарите был восемьдесят один год, когда она пришла ко мне в сопровождении дочери. Восемьдесят один год и бесконечное количество недугов, решивших внезапно проявиться за последние шесть месяцев. Маргарита «всегда» страдала гипертонией и диабетом, ничего необычного. У нее возникла проблема с почками, которая изначально не требовала лечения диализом, но его пришлось начать ровно шесть месяцев назад. После одного из сеансов диализа поездка закончилась переломом бедренной кости. Ее госпитализировали и именно тогда произошел первый приступ спутанности сознания.

Никто не любит госпитализацию, особенно пожилые люди, которые подвергаются большему риску развития эпизодов дезориентации, бреда в результате резкого изменения их привычек, распорядка дня и ритмов дня и ночи. Мы называем это спутанным сознанием. Через несколько дней после выписки из больницы еще одна поездка завершилась переломом плечевой кости, а при поступлении в больницу возбуждение и растерянность вернулись. Продолжая рутину невезения, Маргарита заразилась сверхустойчивой бактерией под названием «клостридия» и, наконец, вишенкой на торте стал инфаркт миокарда.

Несмотря на свои восемьдесят один год и шесть месяцев ужасного невезения, передо мной сидела Маргарита, хрупкость которой ощущалась в коже, позе, взгляде. Это была женщина, которая весила бы чуть больше пятидесяти килограммов, если бы когда-нибудь взвесилась. На ней были розовые спортивные штаны, которые были видны под коричневым одеялом, прикрывающим худые ноги. Штаны были ей велики не потому, что были не ее размера, а из-за выраженной худобы. Лицо, морщинистая кожа и седые волосы были матовыми и совершенно лишенными блеска. И глаза тоже.

Ее дочь рассказала, что за последние полгода у Маргариты явно развилось очень заметное снижение когнитивных функций:

– Может быть, раньше она была не совсем здорова и думает, что практически не видит и очень, очень глуха… но про эти последние полгода очень преувеличено, она ничего не знает! Верно, мама?

И мама не ответила.

Маргарита неподвижно сидела в громоздком инвалидном кресле, откуда односложно отвечала на простые вопросы, которые я ей задавал: «Какой сейчас месяц? Какой год? Можете ли вы поднять правую руку?»

Почти без голоса она сказала, что сейчас 1921 год. Она не знала, какой день, казалось, не знала, где находимся, и тем более почему. Потом начала плакать. Обследовать обычным способом было невозможно, так как она практически ничего не видела, почти не слышала и плохо себя чувствовала. Если бы я провел какой-либо скрининговый тест на глобальный когнитивный статус обычным способом, без сомнения, полученные результаты иллюстрировали бы картину ухудшения диапазона деменции во всех исследованных областях.

Человек такого возраста, с множеством болезней, прогрессирующим ухудшением когнитивных функций, прикованный к инвалидной коляске. Кто знает, может быть, как и во многих других случаях, когда семья говорит «шесть месяцев назад», хотя на самом деле прошло, возможно, больше пяти лет. Изменения в сознании, возникающие в результате нейродегенеративных процессов, обычно медленны и коварны. Это объясняет то, что во многих случаях тесный контакт с пациентом приводит к тому, что члены семьи привыкают и перестают замечать первые изменения, считая их нормальными для человека. Именно поэтому семьи говорят, что заметили что-то всего несколько месяцев назад, когда на самом деле это происходит уже много лет.

Помню, что, глядя на Маргариту и слушая рассказ дочери, подумал: если «приписать» ей какой-то тип когнитивных нарушений, вторичных по отношению ко всему, что с ней произошло, я бы не ошибался. Сами по себе в анамнезе гипертоническая болезнь и сахарный диабет очень часто выявляют наличие множественных хронических гипоксически-ишемических поражений головного мозга, которые, в свою очередь, объясняют множественные нейропсихологические симптомы со стороны скорости, памяти, внимания и поведения.

Мозг – чрезвычайно чувствительный орган.

ЛЮБОЕ СЕРДЕЧНО-СОСУДИСТОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ НЕ ПРОХОДИТ БЕЗ ПОСЛЕДСТВИЙ ДЛЯ МОЗГА.

Гипертония, эта тихая эпидемия, которую мы обычно связываем исключительно с проблемами сердца, способствует медленному и прогрессирующему повреждению головного мозга, последствия которого можно легко увидеть при визуализирующих тестах и некоторых нейропсихологических проявлениях. Маргарита, возможно, была там, в бесконечном списке людей, страдающих от долгосрочных последствий плохо контролируемой гипертонии, а иногда и вышедшего из-под контроля уровня сахара. Конечно, оно должно было быть там, добавляя ко всему этому воздействие и разрушение, вызванные тем, что добавилось за последние шесть месяцев.

Но я люблю настаивать и искать подсказки, которые убеждают. Я ненавижу, когда, возвращаясь домой и думая о случаях, которые только что видел, меня беспокоит чувство, что что-то упустил. Ненавижу, когда на светофоре «загорается» идея, которая кричит: «Тебе надо было на это посмотреть!» И ненавижу, что люди не тратят время, необходимое для оценки проблем и страданий других.

Снова попытался поговорить с Маргаритой, потому что мне нужно было слушать ее, а не дочь, и было ужасно видеть эту женщину, разбитую на части и безостановочно плачущую в шаткой инвалидной коляске.

– Ой, доктор, если вы так настаиваете, мама занервничает и тогда у нее поднимется давление, да, мам? Ты хочешь таблетку, мам?

О каких таблетках они говорили? Дочь сказала, что давала ей транквилизаторы, «потому что та нервничает, и кто знает, если ее кровяное давление повысится слишком сильно, что может случиться». Но на самом деле никто не сказал, что у нее повышается давление, и никто не прописывал таблетки транквилизатора. На самом деле их прописала дочь.

И я сказал:

– Вы лечите свою мать, следуя каким-то рекомендациям, которые указали?

– Нет… если вижу, что