Читать книгу "Французская революция - Дмитрий Бовыкин"

С 20 по 26 августа Собрание статью за статьей – всего 17 – приняло Декларацию прав человека и гражданина, которая провозглашала верховный суверенитет нации, естественные и неотъемлемые права каждого на личную свободу, собственность, безопасность и сопротивление гнету, утверждала презумпцию невиновности, свободу слова и совести. Декларацией также устанавливалось равенство граждан перед законом и объявлялось о ликвидации всех наследственных и сословных отличий, дворянских титулов, цехов и корпораций, торговли должностями.

Принятием Декларации прав человека и гражданина Учредительное собрание закрепило ликвидацию социального базиса Старого порядка, начатую декретами 5–11 августа 1789 года. Неудивительно, что король отказался ее санкционировать, как, впрочем, и августовские декреты.

«Левые» и «правые»

Отказ короля утвердить решения Учредительного собрания побудил депутатов задуматься над тем, какие пределы королевской прерогативы следует установить в будущей конституции. Станет ли королевское вето означать абсолютный запрет на принятый Национальным собранием закон или только отсрочку на его вступление в действие? Между депутатами развернулись острые дебаты на сей счет. К числу сторонников абсолютного вето принадлежали даже некоторые влиятельные фигуры «патриотической партии», например Мунье. Тем не менее большинство пошло за сторонниками отлагательного вето, которое и было закреплено за королем.

Вместе с тем данная дискуссия имела еще одно последствие. Именно в ходе нее возникла та пара понятий, что обозначают сегодня противоположные края политического спектра и составляют неотъемлемую часть политического лексикона наших дней, а именно «левые» и «правые». При обсуждении вопроса о вето короля постепенно произошло пространственное разделение депутатов по политическим пристрастиям: сторонники Декларации прав и отлагательного вето стали садиться по левую сторону от председателя, а их оппоненты и, соответственно, сторонники абсолютного вето – по правую.

У историков нет однозначного объяснения того, почему сложилось именно так. Возможно, это произошло потому, что правую сторону традиционно занимало духовенство, значительная часть которого, включая высших иерархов церкви, принадлежала к числу сторонников короля. Позднее некоторые из депутатов, составлявших в Собрании правое меньшинство, вспоминали, что они старались держаться ближе друг к другу, чтобы избежать психологического давления со стороны революционно настроенного большинства, которому они подвергались, находясь в окружении своих политических противников.

В сентябре 1789 года деление Собрания на два крыла окончательно оформилось, после чего уже и пресса стала использовать понятия «правая сторона» и «левая сторона» как собирательные названия двух противоборствующих политических «партий». В декабре же эти понятия – «правая» и «левая» – и вовсе приобрели то обобщенное значение, в котором их до сих пор применяют во Франции без связи с местоположением в зале заседаний.

Поход парижан на Версаль

Пока в Собрании спорили о принципах и правах, парижан гораздо больше занимал вопрос хлеба насущного. Пока на рынок не поступило зерно нового урожая, цены на хлеб достигли максимальных величин. В обычные времена власть, стремясь не допускать чрезмерного роста дороговизны, проводила политику сдерживания роста цен и при дефиците товара выбрасывала на рынок зерно из государственных запасов. Но теперь правительство, очутившееся на грани банкротства и почти парализованное нараставшим хаосом, не имело ни средств, ни возможностей для эффективного вмешательства в экономику. Объявленный Неккером государственный заем фактически провалился: вместо запланированных 30 млн ливров в казну поступило лишь 2,5 млн. В результате не сдерживаемые ничем цены на хлеб достигли к началу октября запредельных величин.

К тому же резко выросла безработица. Июльские события напугали аристократов, и многие из них отправились за границу. Пример подал младший брат короля, граф д’Артуа, эмигрировавший одним из первых. В результате оттока из страны аристократии спрос на предметы роскоши катастрофически упал. Владельцам ремесленных мастерских пришлось увольнять работников, семьи которых в условиях дороговизны оказались на грани голода. Плохо скрываемое недовольство клокотало в очередях бедноты у продовольственных лавок.

Это недовольство усердно подогревала «патриотическая партия», используя различные каналы воздействия на общественное мнение. Отняв во время июльского хаоса у короля долю власти, «патриоты» надеялись в условиях новой нестабильности забрать оставшееся. Фабрика слухов Пале-Рояля с завидной регулярностью производила на свет «новости», одна страшнее другой: грядет переворот; Собрание будет распущено; аристократы уморят народ голодом и т. д. и т. п. Окружение герцога Орлеанского распространяло подобные «сведения» через торговок «чрева Парижа» – гигантского продовольственного рынка в центре столицы. Те, в свою очередь, охотно делились пугающими слухами со своими покупателями.

Другим инструментом воздействия на умы стала в те дни освобожденная от цензуры пресса. Недостатка в кадрах для нее не было. Задолго до начала Революции множество молодых людей со всей Франции, умевших более или менее складно излагать свои мысли на бумаге и мечтавших посвятить себя литературе, ехали в Париж искать себе место под солнцем. Их вдохновлял пример великих философов Просвещения, которым литературные таланты позволили подняться по социальной лестнице настолько высоко, что даже коронованные особы считали для себя честью переписываться с этими сыновьями ремесленников и мелких чиновников. Однако неофитов, как правило, ожидало горькое разочарование: книжный рынок был недостаточно развит, чтобы обеспечить новым авторам хотя бы прожиточный минимум, а меценатов и мест в академиях на всех не хватало. Неудачники пополняли собой литературное дно. Вольтер в свое время писал о них: «Число тех, кого погубила эта страсть [к литературной карьере], чудовищно. Они становятся неспособны к любому полезному труду. ‹…› Они живут рифмами и надеждами и умирают в нищете».

Эта маргинальная среда, представителей которой современники называли собирательным именем «руссо сточных канав» (les rousseau des ruisseaux), дышала завистью к преуспевшим коллегам, ненавистью к существовавшим общественным порядкам и злобой на весь мир. Они выживали, продавая свое перо всем желающим, сочиняли политические пасквили, порнографию, утопические прожекты, а нередко и доносы на своих собратьев по ремеслу. Дарованная в 1788 году свобода прессы открыла перед ними безграничное поле деятельности. Многие «руссо сточных канав» нашли свое призвание в революционной журналистике.

Так, Элизе Лустало, несостоявшийся адвокат, ранее зарабатывавший на хлеб литературной поденщиной, начал в июле 1789 года издавать еженедельник «Революции Парижа», тираж которого быстро достиг гигантских размеров в 200 тысяч экземпляров, а Жак-Пьер Бриссо, талантливый публицист и незадачливый предприниматель, полицейский информатор и секретарь герцога Орлеанского, основал летом 1789 года газету «Французский патриот», которая тоже быстро завоевала широкую популярность.